Патрик Гейл - Место, названное зимой

– Джорджи говорит, ты намерен обрасти жуткой бородой, но мы, Зоунты, не станем слишком сильно себя запускать, верно?

Маленькая вещица с крошечной складной подставочкой была так же печально бесполезна, как молитвенник в кожаной обложке, который ему вручила любимая горничная, впервые собирая его в школу. Стоя на палубе, не выпуская руки Джека как можно дольше, чувствуя спиной огромную мощь корабля позади них, символа пугающего будущего, он с болезненной остротой ощутил своё одиночество. Это ощущение было ещё болезненнее оттого, что теперь ему было не пять лет, а уже за тридцать, и он никак не мог вызывать чью бы то ни было жалость.

Представившись, удостоверившись, что чемодан уже прибыл и его отнесли в каюту, он вписал своё имя в список пассажиров корабля.

– Сколько нас здесь? – спросил он.

– Пятьсот одиннадцать, сэр, – сообщили ему, – если никто не струсит.

– Так много?

– Ну, кому-то из вас достанется больше места, чем другим, сэр.

Почувствовав укол вины, Гарри побрёл на корабль, глядя по сторонам. К своему облегчению, он увидел несколько семей: женщины нервно осматривались, дети, заворожённые, не отрывали глаз от причала. Языки представляли собой потрясающую смесь. Он слышал ирландский и шотландский акценты наряду с классическим английским, слышал произношение, которое счёл канадским, но некоторые говорили на каких-то славянских языках, и на немецком, и ещё на каком-то, музыкальном и звучном, которого он не разобрал.

– Простите, – задал он вопрос, – но на каком языке они говорят?

– На валлийском, – ответили ему. – Они поставили крест на Патагонии и решили попытать счастья в Канаде. Овцам там не место, скажу я вам. Все эти медведи, волки…

По мере того как люди поднимались на борт, Гарри заметил, что большинство размещалось на нижней палубе. Семьи наверх не поднимались. Гарри подумал, что, если бы ему пришлось покупать билеты не только себе, но также жене и нескольким детям, он тоже предпочёл бы сэкономить. Его каюта была, конечно, далека от совершенства, весьма далека, но по крайней мере там имелись ванная комната, и иллюминатор, и возможность выйти на палубу, чтобы подышать свежим воздухом и размяться.

За обедом он выяснил, что большинство пассажиров его класса – молодые мужчины из высшего общества, напомнившие ему о самых неприятных школьных днях. Они прекрасно проводили время, многие уже прилично напились. Их грубое веселье раздражало Гарри, особенно когда он увидел поблизости нескольких женщин. Сидя среди хохочущих мужчин, он чувствовал свою вину оттого, что его могли принять за одного из них, когда они дразнили официантов и отпускали шуточки о морской болезни и сомнительном мясе, подаваемом под видом телячьих котлет. Я не с ними, хотел он сказать официанту и сомелье, я совсем на них не похож.

Но, в общем-то, при разговоре они оказались не такими уж плохими, просто необстрелянными юнцами. По случайности все те, кто сидел рядом с ним, оказались третьими сыновьями в семье.

– Кто преемник, кто наследник, кто паршивец распоследний, – сказал один из них. – Получается, большинство из нас паршивцы распоследние.

Вполне возможно, родители отправили их на запад в надежде, что сыновья сколотят там состояние или по крайней мере сделаются почтенными землевладельцами, как их старшие братья, но большинство считало всё это забавным приключением. Сидевшие рядом с Гарри юноши расхохотались, когда он выразил им свою тревогу о трудностях фермерской жизни, и сказали, что лучше уж отправятся ловить рыбу, а ещё лучше охотиться – дикие утки там водятся в каждой луже.

– А на каких условиях мы получим земельный участок три года спустя? – спросил Гарри у одного из них.

– А, – сказал он беззаботно, – Тролль обо всём позаботится. Старый добрый Тролль. Чувства юмора у него нет, но зато он обо всём заботится, верно? – Он указал куда-то на другой конец длинного стола, где две леди, то ли жёны миссионеров, то ли в глубоком трауре, собирались уходить, потому что море стало неспокойным и волны били о борт, заставив посуду и стаканы задребезжать. Гарри не увидел никого, даже отдалённо напоминающего тролля.

Понемногу разговор перешёл в довольно шумный конкурс на лучшую рифму к слову «наследник». Особенно популярной оказалась «неприятный собеседник», на ура была принята и «капризный привередник». Корабль чуть накренился вперёд, палуба, соответственно, зашаталась, и одного из молодых людей внезапно безо всякого предупреждения вытошнило прямо на колено соседа.

Никогда не совершая плаваний дальше, чем по Английскому каналу в тихий летний день, Гарри подумал, что наедине со стихией окажется таким же слабаком, как его спутники, а потому заранее подготовился к худшему, взяв с собой считавшееся действенным средство от морской болезни и коробку имбирного печенья, которую ему вручила Джорджи, сказав, что ей оно хорошо помогало справиться с утренней тошнотой.

Океан сильно штормило, от шумной пугающей качки падали люди и предметы. Когда стемнело, горизонт скрылся из виду и стало трудно адекватно воспринимать происходящее, Гарри решил, что корабль вот-вот развалится на куски. Волны хлестали в иллюминатор его каюты, который он лишь однажды по глупости открыл, поэтому ужас и смятение пассажиров нижних палуб представлялись без труда. Но, к удивлению Гарри, его ни разу за всю поездку не стошнило. Пассажиры, сидевшие рядом с ним, один за другим скрывались в каютах, и сквозь шум корабля и моря слышались их жуткие стоны. По-видимому, члены экипажа во время качки могли держаться на ногах, но стали реже попадаться Гарри на глаза, может быть, получая от страданий пассажиров свою выгоду. С другой стороны, теперь им приходилось заботиться о несчастных, и Гарри видел, как они складывают испачканные простыни в парусиновый мешок и вытирают пол там, где кто-то не успел вовремя добежать до раковины или мусорной корзины.

Ресторан опустел. Только в баре сидело два-три бледных привидения, каждое в своём углу, без слов потягивая скотч или бренди. В целом же Гарри казалось, будто он бродит по кораблю-призраку: в слабо освещаемых салонах не было ни души, и обитатели напоминали о себе лишь вялым бормотанием и хныканьем в каютах.

Решившись на опасный моцион вдоль палубы, Гарри надел новый водонепроницаемый плащ, чтоб проверить его водонепроницаемость; прогуливался, цепляясь за леера, потрясённо вздыхая, когда ветер бил ему в лицо, и восхищаясь мощью корабля, бесстрашно разбивавшего толщу серой воды.

Он взял в библиотеке несколько книг. Он раскладывал бесчисленные пасьянсы. Он пытался было исполнить несколько мелодий на пианино, но тут же ощутил застенчивость и невыносимую тоску по дому. Он писал письма, безумные, страстные, душераздирающие письма Винни и Браунингу, Роберту и Джеку, сминал и бросал с палубы в голодную бездну. Обедал он у себя в каюте, чтобы никого не беспокоить, но вечером ощутил желание переодеться и пойти на ужин, хотя бы для того, чтобы должным образом завершить этот нелепый день.