Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

— Так вы полицейский?

В отеле портье посмотрел на него с холодной враждебностью, в полицейском управлении шеф полиции лебезил перед ним, рассказывал ему разные истории, но во время выступления он заметил среди новобранцев его сонное лицо. Медлительность Себастиана, неуклюжее упрямство фотомодели Юлии. Виго впился пальцами в переносицу. В их план входили пристальные взгляды, нервные движения рук, быстрая подача машины, напряженное внимание слушателей, нерешительная интонация Себастиана, скулы Юлии, лестница, туча, закрывающая солнце, фальшивая купюра, кровать в номере отеля, виски в баре, кубики льда, лоб швейцарки, глубокий сон, головная боль, влажность, сигары Себастиана, вечная улыбка Юлии. Все это — непонятные детали плана, разработанного чуть ли не целым городом с единственной целью: заманить его в ловушку. Все, что он мог теперь предпринять, — это сделать что-нибудь совершенно немыслимое, отчаянное, что опрокинет их план, который они так старательно готовили, и напугает их до смерти. «Я заставлю их лица исказиться от боли, распахну перед ними дверь в ад», — подумал он, зная, что эти слова означают лишь одно: свободу. У него задрожала левая рука. Он открыл глаза и стал бесцельно мерить комнату шагами, потом наклонился над ней, что-то небрежно сказал, и этой беспечной игре пришел конец. Он понял: ему нужно примириться с болью, которую приносит свобода, такой острой, что после нее наступает покой, тишина. Он отдернул руку и вернулся к фотокамере. Пиа сидела в белом платье, задрав вверх подбородок. Он стал снимать ее. Через полчаса она сказал, что ужасно устала, что у нее занемела шея. И он, похвалив ее, закончил съемку.

В 23.30 он получил электронную почту. Он сидел за компьютером, просматривая старые файлы, когда письмо со стуком упало в почтовый ящик. Содержание письма взволновало его. Он понял, что ждал этого почти два года: исчезнувшая в Одере пленка вот-вот выплывет на поверхность. Прочитав письмо и изучив фотографии, сделанные мальчишкой, он убедился в том, что пленка уже совсем близко. Снимки были еще сырые, меланхолические, недостаточно изысканные. Они производили впечатление спонтанности, непосредственности. Но Виго знал, как трудно этого добиться. Он понимал, что подобный эффект либо результат хорошей подготовленности, либо говорит о бесспорном таланте. Видно, у парня острый глаз, это позволяет придавать снимкам «живинку», которая и отличает хорошие работы от посредственных. Он довольно долго сидел, с завистью глядя на экран. Зависть, как горько-сладкий привкус, то подступала к горлу, то исчезала. Виго знал, что сам он никогда не сумеет делать такие хорошие снимки. Может, ему стоит забыть о фотографии, покончить с этим делом раз и навсегда? Но, встав из-за стола, он почувствовал прилив энергии и с удовлетворением заметил, как легко у него поднимается настроение. Он решил тщательно продумать и осуществить следующую операцию: пригласить мальчишку на пробу.

Он размышлял об этом несколько часов, прежде чем пошел к племяннице.

Он лежал на диване и представлял себе ее руки и маленькие коленки. Рот. Но, представляя себе ее прелестное тело, он прежде всего думал о том, что скажет ей. Прокручивал в голове фразы, слово за словом, покуда не решил, что именно надо сказать, чтобы она правильно его поняла. Он прошел босиком по коридору, остановился у двери спальни и прислушался: спит ли она? Потом открыл дверь и вошел. Он подкрался к постели, стараясь ни на что не наткнуться, нагнулся над ней и простоял так с закрытыми глазами несколько минут, прислушиваясь к спокойным звукам, вылетающим из ее носа и рта. Потом он открыл глаза. Его взгляд скользнул по ее губам, по подбородку, носу и щекам, задержался на веках. Как стал бы он фотографировать ее тело? Снимки походили бы на карту ландшафта. Карту можно увеличить. Развесить на всех перекрестках по всей стране, как приятное описание пейзажа местности, куда путешественнику невозможно попасть. Он кашлянул, и она пошевелилась.

— Пиа.

— Я спала.

— Извини.

— Что-нибудь стряслось?

— Я хотел сказать тебе кое-что важное.

— Что именно?

— На выходные к нам приедет гость.

— О’кей.

— Это молодой паренек. Он хочет стать фотографом.

— И что в этом такого?

— Ты можешь оказать мне услугу?

— Ну, если ты этого так хочешь.

— Скажи, что меня здесь нет, хотя он будет видеть меня на экранах. Соврешь, что я в другом месте. Хорошо будет, если ты покажешь ему ателье. И еще я попрошу тебя сделать ужасную вещь.

Она села на постели.

— И почему это так важно?

Виго улыбнулся:

— Это важно, потому что он из криминальной компании.

— В самом деле?

— Он работал в студии фотографов, которые делают запрещенные снимки. В последние месяцы я проник к ним. Это подпольная студия. Понимаешь? Ее владельцы послали сюда мальчишку, чтобы он стал моим ассистентом.

— Это опасно?

— Нет, не опасно. Но я хочу, чтобы ты сделала в точности то, о чем я тебя попрошу. Будь с ним приветлива. Покажи ему фотоателье и снимки, которые мы сделали сегодня. И спроси, не захочет ли он фотографировать тебя.

— В каком виде?

— Сделать запрещенные снимки. Ты боишься?

— Нет, мне даже интересно.

— Разумеется, мы никому об этом не скажем. Даже Тале.

— О’кей.

— Я пришлю сюда гримера с гримом и париками. Она объяснит, что надо делать. И еще я попрошу тебя отдать ему эту фотографию.

— Зачем?

— Просто так.

Пиа посмотрела на фотографию, щурясь на слабом свете:

— А что это ты на ней делаешь?

— Лежу в ванне.

Она посмотрела на него и улыбнулась:

— Здорово!

— И я тоже так считаю.

— Почему ты хочешь, чтобы она была у него?

— Я написал кое-что на обратной стороне.

Она перевернула фотографию и прочла: «Чувствуй себя как дома».

Пиа засмеялась.

Привет, Сара!

Четыре часа утра. На экране передо мной женская лодыжка. Свет от экрана падает на мое письмо. Тишина. Слышно лишь, как за окном ветер треплет кусты. Стены дома белые как мел. Я сижу на мягкой кровати, слегка утопая в ней. Раньше я никогда не был в этом доме. Я раздвинул тяжелые гардины, чтобы можно было смотреть во двор. Поднимаю глаза и смотрю на поросшие кустами горки, в темноте они похожи на человеческие головы. В этом доме пахнет нашатырем. Мне не страшно. А может, мне так страшно, что я этого не замечаю. Ты полагаешь, этого нельзя не замечать? Что мне хочется избавиться от этого чувства?

Думаю, мне нужно начать с начала.

Я пишу тебе, Сара, находясь там, где никогда не был. Не знаю, что будет дальше, что я сумею сделать. Почти половина пятого, а я все еще не сплю. За окном темно, но вот-вот начнет светать. Я жду, что серый предутренний свет скоро заблестит в моих глазах. Уже двенадцать минут пятого. Спать мне не хочется, и я сел писать тебе письмо. Начну с того, что случилось вчера вечером.