Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

Итак, я начинаю с начала, о’кей, Сара?

Я открыл в Интернете галерею «Студио Ситрон». Поместил туда шесть моих лучших снимков и информацию: « Эти работы я посвящаю фотографу Виго. Я видел несколько твоих снимков и стал твоим поклонником. Можно мне показать тебе свои?» И послал на адрес Мартенса.

Я повалился на кровать и попытался уснуть. Но в голове у меня творилось что-то невообразимое, словно оттуда выходили лучи. Целых три года я каждый день думал про полицейского из П. Но теперь мне вдруг стало безразлично, найду я его или нет. Не знаю, почему у меня возникло такое чувство, Сара! Как часто повторяла тетя Элена: «Сама не помню, что это было…» Я стоял и смотрел на улицу. Дул сильный ветер. На тротуаре светился велосипедный фонарик. Я думал: как странно, что все это потеряло для меня значение — кровь, глаза, шило… Я допил сок и поставил стакан в посудомоечную машину. Из спальни Луси доносились тихие звуки музыки. Я был не в силах пойти к ней. Я сидел на стуле и смотрел на потолок. Где-то жужжала муха. Я попытался найти ее глазами, но свет, падающий с потолка, слепил мне глаза. Я почувствовал себя вовсе сбитым с толку, пошел и лег в пустую ванну. Лежал и думал… Мне захотелось запеть песню, дурацкую детскую песенку, — видно, я вовсе спятил. Я закрыл глаза и вообразил, будто я — старый чайник, который подпрыгивает на мелководье у берега. По крыше забарабанил дождь, а я все думал про старый чайник.

В три часа утра раздался звонок. Я проснулся, не понимая, где нахожусь. Но, услышав бой часов, понял, что я дома, в семье Йонсен, и что я заснул в одежде. Дверь в комнату Луси была открыта, свет там не горел. Я посмотрел на монитор. В камеру смотрел толстый парень с зачесанными назад волосами. Он сонным голосом спросил:

— Тобиас Йонсен?

— Да.

— Меня послал Виго Мартенс.

— Да.

— Он хочет поговорить с тобой.

— Да.

Не думая ни о чем, я вернулся в спальню и достал из пенала шило. Потом вынул ту самую пленку из своего потайного ящика и засунул в карман трусов, надел куртку и запихал шило во внутренний карман, оно как раз поместилось.

Машина стояла в темноте. Мы пересекли знакомый перекресток под рекламным щитом, который я видел раньше. В окнах телекомцентра я увидел отражение черной машины и своего лица.

Мы въехали в туннель. Шофер бросил на меня быстрый взгляд. На другом освещенном перекрестке я прочитал текст рекламы «Адидас». Скоро машина свернула с главной автострады и осторожно покатила вверх по узкой гравиевой дороге к гребню горы. Теперь я уже не знал, где нахожусь. Дорога пролегала между поросшими кустами холмиками. Здесь не было ни фонарей, ни световой рекламы. Впереди возвышалась гора. Я оказался далеко от города Шофер сбавил скорость. Наконец мы въехали на освещенную площадку перед белым домом. Шофер открыл дверцу машины. Мне на лицо закапал дождик. Я стоял и смотрел на дом, на окна на заброшенный сад по обе стороны гравиевой дорожки. Шофер нажал пульт и открыл дверь. Я вошел в темную парадную. Никого. Лицо шофера было мокрым от дождя. Ветер играл полами его куртки. Я вошел в дом, двери затворились с каким-то свистом.

На потолке зажегся свет. Я остановился, потом сделал шаг назад. Свет впереди меня стал слабее, а свет ламп позади ярче. Свет ламп как будто следовал за мной. Мне это что-то напомнило, Сара, но что именно — не могу сказать. На стенах висели портреты легендарных фотографов — Мэна Рэя и Хельмута Ньютона.

— Как тебе это понравилось?

— Что «это»?

— Ну, дом.

Голос прозвучал из громкоговорителя на потолке. Голос взрослого мужчины, высокий, певучий.

— Красивый дом, — ответил я.

— Я — Виго.

В коридоре наступила тишина.

Дело было ночью.

Я кивнул, хотя и не знал, видит он меня или только слышит.

— В конце коридора ты найдешь лестницу, а на втором этаже — спальня. Дверь спальни открыта. Надеюсь, ты хорошо выспишься.

Громкоговоритель замолчал.

В коридоре были четыре запертые двери и крутая лестница. Я поднялся по ней и увидел открытую дверь. Постоял и посмотрел внутрь темной спальни, на дверной косяк, не решаясь войти; мне казалось, эта комната проглотит меня.

За дверью я нашел выключатель, нажал его, и комната стала ослепительно белой. В углу стояла кровать. Стол. На столе графин и стакан. Над столом — фотография пентакс-камеры. На стене напротив вмонтирован экран. И больше ничего. Кровать. Экран. Ночной столик с графином и стаканом. Верхний свет. Фотография камеры. Я вошел в ванную. Там пахло лимонадом и яблоками. Мраморная ванна и стеклянный шкафчик. Я открыл кран и ополоснул лицо и руки теплой водой. В кармане куртки лежало шило. Я направил на руки струю горячей воды и почувствовал, что дрожу. У меня дрожали руки и все тело. Я посидел несколько минут на краешке ванны.

Я не знал, что будет дальше и что я смогу сделать.

Сна у меня не было ни в одном глазу, хотя я не спал всю ночь. Несколько раз я принимался смотреть в окно. Дул сильный ветер, я видел, как над кустами пронеслось маленькое деревце.

Экран был темный. Я лежал на кровати, уставясь на белый потолок. Льющийся с потолка неяркий свет был приятен для глаз. Мне казалось, я смогу заснуть с открытыми глазами. Через пару часов экран тихонько зажужжал и свет на потолке постепенно стал ярче. На экране показалось худощавое лицо. Светлые, как лен, волосы. Тонкие губы. В его взгляде было что-то ущербное, жалкое, Сара, словно он постепенно слепнул. Послышался тот же звонкий голос:

— Ты спал?

Он улыбнулся. Я знал, что это был он, хотя не узнал его лицо. Но не сомневаюсь в том, что это Петер Фем. Он же полицейский из П. Он же фотограф Виго Мартенс. Или Снетрам.

Он продолжал говорить:

— Это не видеозапись, Тобиас. Я нахожусь в другой половине дома и смотрю на экран, подключенный к камере в этой комнате. К сожалению, не могу пожать твою руку. Ведь ты позволил бы мне сделать это?

Он говорил очень вежливо. Я не ожидал, что он окажется таким рафинированным. На нем была белая рубашка. Волосы гладко зачесаны.

— Я — Виго Мартенс, — сказал он.

Я посмотрел на жесткие волоски, торчавшие из его ушей. Внезапно я почувствовал ужасную слабость, мне казалось, что я вот-вот свалюсь с кровати, пролечу по комнате и упаду ему на лицо. Я уцепился за кровать.

— Я посмотрел твои снимки. Они сделаны на высоком художественном уровне. Но скажи мне, есть ли у тебя что-нибудь, что ты боишься показать?

— Что ты имеешь в виду?

— Твои снимки… похоже… я ошибаюсь.

У меня пересохло во рту.

— Не понимаю.

— Может, ты мечтал сделать какие-то фотографии и не сделал… Хочешь, я помогу тебе?

У меня зачесались глаза и закружилась голова.

— Спасибо. — Я заморгал.

— Я хочу предложить тебе работать у меня, Тобиас.