Уарда Саилло - Отступница

Когда шланг директора попадал в цель, раздавался глухой щелчок и на коже появлялся болезненный кровавый рубец.

За прекрасным городом Тарудантом, где хотел быть похороненным мой отец, начинаются самые высокие горы Марокко — Высокий Атлас. Извилистые горные дороги обвивают крутые горы вплоть до покрытого вечными снегами Джабал Тобкала, устремляющегося на четыре тысячи метров в вечно синее небо.

Несколько лет назад я побывала в горах Высокого Атласа. Наша машина очутилась на одной из размытых дождями дорог, ведущей далеко в горы, и еле-еле тащилась по ней. Слева от дороги, ниже ее несколькими сотнями метров, лежали зеленые долины, а справа громоздились скалы высотой с дом.

Какой-то мальчик стоял на дороге и бил киркой по куче щебня, обвалившегося с крутого скалистого склона горы на дорогу. Мы остановились и дали ему несколько дирхамов. Таков обычай здесь, в горах. Этот ребенок кормит свою семью подаяниями водителей машин. Никто не заставляет его расчищать дорогу. Он делает это для того, чтобы выручить своих близких из нужды.

Везде в горах можно встретить детей, которые пытаются хоть как-то заработать немного денег. Если изредка здесь появляется машина, то дети тут же бросаются к ней с пучками лечебных трав, горшками с медом или фруктами в руках, наперебой предлагая свои товары.

В конце концов мы добрались до горного региона Иментаген. Мы остановились в каком-то горном селении, потому что здесь дорога внезапно закончилась. Молодой мужчина провел нас через село вниз, к ручью, в котором женщины стирали белье, а рядом мужчины выгуливали своих ослов. Дети принесли нам фрукты с деревьев, и я попыталась проверить, могу ли я еще разломить плоды опунции, не занозив руки и не поранив пальцы. Уже после первого плода я сдалась. Зато моя сестра Уафа, до сих пор работающая учительницей в начальной школе селения, расположенного по соседству с моим родным Е-Дирхом, без труда очистила для нас целую дюжину свежих плодов, вкус которых превосходил вкус любых фруктов, которые я когда-либо ела в Германии.

Я с удовольствием вспоминаю это селение в горах, называемых берберами Иментаген, а арабами — Ментага. Один раз мы, дети, после смерти матери побывали здесь. Тетя Зайна и дядя Хасан взяли нас с собой сюда, потому что это было родное селение нашей тетки. Мы полюбили это бедное горное селение, прохладный воздух и свободу этой дикой страны. Никто не мог нас здесь контролировать, никто не мог над нами издеваться. Мы целые дни проводили на улице, играли и переживали разные приключения с другими детьми.

В моей жизни горы стали значить очень многое, когда в Иментагене умерла мать тети Зайны. Поначалу это было похоже на катастрофу, потому что нас, сестер, разделили. Но потом оказалось, что это событие подарило мне восемнадцать счастливых месяцев.

Естественно, тете Зайне и амми Хасану пришлось ехать на похороны в горы. И, конечно же, они не могли взять с собой пятнадцать детей (за это время тетка родила еще одного ребенка — Хафиду). Поэтому они разрешили ехать только родным детям — нашим кузенам и кузинам — и моей сестре Муне. Остальных отослали подальше.

Тетя Зайна посадила Джамилю, которой было в то время десять лет, вместе с пятилетней Уафой и трехлетней Асией в автобус, идущий в Тизнит:

— Поезжайте в вашей бабке — шерифе , пусть она заботится о вас. Ничего, справится, тоже мне святая.

Для Джамили эта поездка оказалась чем угодно, только не развлечением. Автобус останавливался через каждые два километра, чтобы набрать еще пассажиров, хотя все сидячие места уже были заняты. В конце поездки Уафа и Асия сидели на руках у Джамили. Асия от волнения все время блевала, а Уафа ныла, потому что хотела есть.

Когда они втроем наконец добрались до Тизнита, месье Автобуса снова нигде невозможно было найти. И лишь только поздно вечером мои сестры добрались до бабушки в Е-Дирх.

Бабушка не знала, что они приедут. Однако она приготовила своим внучкам постель рядом со своей кроватью в комнате, расположенной прямо над входной дверью, и вместе с ними прочитала суру 94 «Аш-Шарх», «Разве мы не раскрыли»:

Эту суру читают только тогда, когда сердце человека охватывает отчаяние и он не видит выхода. Я думаю, бабушка надеялась, что Аллах поможет ей в этой трудной ситуации. Она любила своих внучек, но вместе с тем и боялась оставлять их у себя.

— А что будет, когда мой зять выйдет из тюрьмы? Он убьет нас всех! — прошептала она своему сыну хали Ибрагиму и его жене Фатиме.

— Он осужден и сидит в тюрьме, — сказал дядя Ибрагим, — и слава Аллаху!

— Не знаю, — сказала бабушка, — у меня какое-то нехорошее чувство.

Однако Джамиля взмолилась за сестер:

— Пожалуйста, бабушка, оставь Асию и Уафу у себя. Нам очень плохо в Агадире. Здесь они будут в безопасности.

В конце концов Джамиле удалось упросить тетю Хадиджу взять к себе Асию и Уафу. Тетя Хадиджа жила со своим мужем Мохаммедом в соседнем поселке Играаре. Мохаммед был намного старше нашей тетки.

Джамиля вернулась в Агадир одна. Наши сестры остались у тети Хадиджи и жили у нее, пока не стали взрослыми.

Наша семья была разделена многие годы. Поэтому я росла не рядом с Уафой и Асией. Как только я поняла, что не скоро увижу их в нашем доме в Агадире, то осознала, что нашей семьи больше не существует. Мать мертва, отец — в тюрьме, мои младшие сестры — в деревне. Для меня это было шоком.

Я тосковала, потому что чувствовала себя одинокой. И я завидовала Уафе и Асие, потому что им так повезло. Они жили в семье моей мамы. У них в глиняном доме моей тети даже была своя отдельная комната, свой шкаф. Да, у каждой из них даже была собственная корова! Я же имела лишь картонную коробку, в которой хранила одну-единственную майку с короткими рукавами, да еще штаны. А если мне не везло, то мои двоюродные сестры разламывали коробку и бросали майку и штаны на пол.

У меня больше не было ничего своего. Даже мои трусы не принадлежали мне. Стоило мне только постирать их, как мои кузины воровали их с веревки для просушки белья. Мне пришлось приучиться караулить трусы до тех пор, пока они не высыхали настолько, что я могла снова надеть их.