Вивьен Огилви - Невидимки за работой

— Есть женатые, но они живут с женами врозь, — ответил Кэдби. — С этим тоже было сперва немало хлопот. Здесь жили и супружеские пары, но это не способствовало миру в доме. Женщины от нечего делать затевали ссоры, и невозможно было убедить их не вцепляться друг другу в волосы. А некоторые холостяки никак не могли сосредоточиться на работе…

— Точно также многие отвлекались от работы, когда у нас здесь были женщины-литераторы, — добавил Мертон. — И потому наши боссы решили принимать только мужчин без прочных привязанностей.

— И, чтобы не нарушать этого строгого правила, Беверли Кроуфорд числится у нас мужчиной, — объяснил Кэдби. — А секретарша Гарстенга — видели, конечно, эту замороженную красавицу? — и секретарша Тредголда живут в деревне. Ох и дал же Гарстенг маху, когда нанял эту ледышку — Кэти!

— А Клигнанкорт не женат?

— Женат, но не живет с женой. Графиня Клигнанкорт, переехала в Лондон, и сын их — между прочим, чудный мальчик — с нею.

— Их сын! — фыркнул Мертон. — Не говорите глупостей? Все знают, кто отец этого мальчика. Помните Габриэля ван Пронка, того, что дирижировал джаз-бандом в Клоринде? Ходил, бывало, между столиками, играя на скрипке, а дамы млели. Побаловался он и с Лулу Клигнанкорт. Да, да, этот ван Пронк, и боксер Каф Коди, и жокей Джо-Джо Флют дали жизнь доброй половине молодого поколения наших потомственных законодателей.

— Клигнанкорту еще повезло, что Лулу прельстилась именно ван Пронком, — сказал Кэдби. — Он был красавец, и они с Лулу, у которой была наружность смазливой хористки, подарили Клигнанкорту замечательного наследника. На вид этот мальчик — аристократ до мозга костей. Гораздо лучшая подделка, чем неуклюжие верзилы, которыми Коди обогатил сословие пэров, или те карлики, что родились от Флюта.

К разговору этому все время прислушивался доктор Фикенвирт, сидевший напротив; он даже нагнулся через стол, чтобы не пропустить ни слова. У доктора была словно срезанная сзади голова с высоким лбом, прикрытым жидкими прядями волос. Как все немцы этого типа, он изо всех сил старался походить на Гете. Решив, должно быть, что настал удобный момент вмешаться в разговор, он сказал:

— Извините, мистер Халлес, я хочу задать вам один вопрос.

— Пожалуйста, — отозвался Халлес, несколько удивленный.

— Это насчет вашей фамилии. Никогда до сих пор я не встречал такой. Вы англичанин?

— Да, конечно. Халлес — вустерширская фамилия. Не очень обычная, но все же встречается в тех местах.

— А она что-нибудь означает?

Доктор Фикенвирт говорил с сильным немецким акцентом, особенно забавно было его раскатистое «р».

— Это название местности.

— Ага, топографическое происхождение! Вы позволите это описать?

— Записать, а не описать, Фриц, — поправил его Мертон.

— А, да, да, записать! Спасибо.

Он достал из кармана пачку карточек, перехваченную резинкой.

— Такая у Фрица система, — пояснил Мертон. — У него имеется картотека по всем вопросам, которые его интересуют, и он записывает всякую мысль, которая приходит ему в голову, и все новые сведения, какие ему попадаются. Когда карточка заполнена, он вносит ее в указатель.

Фикенвирт сиял от удовольствия.

— Я эту систему позаимствовал у одного шотландского профессора. Она очень удобна. Вот смотрите — я беру карточку на такую тему: фамилии, топографическое значение. Пишу на ней «Халлес», а в скобках — «Вустершир». Видите?

Он протянул карточку через стол, и Халлес увидел, что его фамилия вписана в аккуратный столбец вместе с другими.

— Вот! — воскликнул Фикенвирт и убрал карточку жестом фокусника, демонстрирующего свое искусство публике. — Кладу ее обратно к другим и надеваю резинку.

— Это здорово, Фриц! — Мертон бесшумно сложил ладони, делая вид, что аплодирует. — Вы непременно покажите нам еще какие-нибудь фокусы — в другой раз.

На лице Фикенвирта написано было удовлетворение, но и легкое недоумение.

— Вы интересуетесь фамилиями? — спросил Халлес.

— Меня интересуют всякие слова. — Я — Neuphilologe. [7] Неофилолог (нем.)

— Несомненно! — подтвердил Мертон. — Да еще какой! Помните, Кэдби, когда я в первый раз увидел Фрица, я вам сразу сказал: «назовите меня обезьяной, если этот человек не чистейший „нойфилолог“». Сказал или нет?

Фикенвирт смотрел то на одного, то на другого.

— Простите, как вы сказали?

— Пустяки, не обращайте на него внимания, Фриц, — заметил Кэдби. — Он шутит.

— Ага! — обрадованно воскликнул Фикенвирт. — Шутка! Ха-ха-ха! Английский юмор! Это я люблю. Ха, ха, ха! Сегодня мы веселы. Hier ist ja so eine Stimmung. [8] Здесь такое настроение (нем.)

— Спокойно, Фриц! — сказал Мертон. — Умерьте свою веселость. Когда Фриц воображает, что у нас эта самая Stimmung — что бы это ни означало, — с ним просто сладу нет. И тогда он начинает болтать на своем родном языке.

— А вы по-немецки говорите, мистер Халлес? — осведомился Фикенвирт.

— К сожалению, нет. Поэтому я не совсем понял то, что вы сказали о своем интересе к словам.

Кэдби взял на себя роль комментатора.

— Фриц хотел сказать, что он филолог, изучает современные языки.

— Да, наш старый Фриц силен, силен в этом деле! — подхватил Мертон. — Он и диссертацию защищал на тему по английской литературе: «Беовульф».

В душе Фикенвирта тщеславие явно боролось с опасением, что его сочтут хвастуном.

— Я докторскую степень получил в Гейдельберге. Я англист. А моя работа была о значении Беовульфа как воплощения исконного германского боевого духа: «Die Веdeutung Beowulfs als Verkorperung des urgermanishen Kampfgeistes».

— И, уверяю вас, — с серьезной миной добавил Мертон, — все, кто читал, говорят, что каждая строчка в ней такая же боевая, как и заглавие.

— А сейчас вы что-нибудь пишете? — спросил Халлес.

— Ну, разумеется. Я всегда пишу. Как только я приехал в Англию (это было в 1933 году, я беженец из нацистской Германии), я сразу же получил читательский билет в Британский музей и начал писать историю английской литературы на английском языке. Конечно, я знал, что в Германии написано много таких книг. Но, кроме того, я за время своих исследований открыл, что по этому вопросу уже имеются книги и на английском языке.

— Не повезло вам! — посочувствовал Мертон. — Но разве можно было это предугадать? Ну, а когда Вы оправились от такого удара, за что вы принялись тогда?

— Видите ли, у меня была в запасе и другая идея: написать научный труд о Гамлете. Я эту книгу давно вынашивал…

— Ага, вынашивали, понимаю! И что же, неужто выкидыш?

— Как это — выкидыш? Не понимаю, что вы такое говорите.

— Это опять шутка, Фриц, — шепнул ему Кэдби.

— Шутка? Ага!.. Ха, ха, ха!

— Ну, и что же ваш труд о Гамлете? — продолжал допытываться Халдее.