Вивьен Огилви - Невидимки за работой

Катастрофу как будто удалось предотвратить, но репутации Клигнанкорт-холла, несомненно, нанесен был серьезный удар. У Гарстенга совсем развинтились нервы, он подолгу задерживал мисс Ленгтон после рабочего дня, диктуя ей письма, в которых пытался рассеять страхи непострадавших клиентов. К тому же от него не укрылось молчаливое неодобрение титулованного компаньона. Лорд Клигнанкорт никогда не вмешивался в работу организации. Он предоставлял Гарстенгу всем распоряжаться, считая, что тот знает литературный бизнес вдоль и поперек. Он и теперь ничего не говорил, но в глазах его светилось явное недоверие, подтачивавшее самоуверенность Гарстенга.

Порпа все-таки не уволили, но он тоже превратился в сплошной комок нервов и, видимо, не мог себе простить своей кратковременной мягкости и любезности.

Долго ли продержится их фабрика? Вот что было постоянной темой разговоров среди писателей.

— А вы как думаете? — спрашивал Халлес у Чарлтона.

— Кто его знает! Мы работаем уже третий год. А ведь все предприятие могло каждую минуту взлететь на воздух: стоило только кому-нибудь проболтаться.

— Полноте! Кто стал бы болтать? — прогудела Беверли Кроуфорд. — Из нас — никто. Даже если бы нашелся такой, что рискнул бы бросить кормушку, он не захотел бы лишить остальных куска хлеба и навлечь на них неприятности.

— Я тоже не думаю, чтобы кто-либо из нашей братии был на это способен, — поддержал ее Кэдби. — Агенты и издатели все знают про нашу лавочку, но они тоже на этом здорово зарабатывают. Ну, а писатели, на которых мы работаем… какой же писатель во имя честности пойдет на то, чтобы стать отщепенцем?

— Никакой, — отозвался Тревельян. — И потому-то я думаю, что эта беда нас минует. А серьезной угрозой для нас, если хотите знать, являются отношения наших хозяев. Гарстенг и Клигнанкорт оба скользкие, как угри, и каждый готов в любой момент утопить другого. Ведь связать друг друга договором они не могут — попробуй-ка обратись в суд с таким делом! Конечно, пока они загребают денежки, они не разойдутся. Но как только одному из них подвернется что-нибудь повыгоднее, он пошлет другого к чёрту, а с ним и всех нас.

— Я ставлю на Клигнанкорта, — сказал Мертон. — Семнадцать поколений графов что-нибудь да значат: немало низкого коварства он от них унаследовал.

— В общем вы все, я вижу, того мнения, что мы никак не можем быть уверенными в завтрашнем дне, — заключил Халлес.

— Так-то так, — согласился Сайкс, — Мы, конечно, и раньше знали, что положение наше непрочно, но все же эта скандальная история сильно повредила нашей репутации, — и этого не следует недооценивать. Собственно говоря, не только мы, но и все наши клиенты заинтересованы в сохранении тайны. Если разоблачение вынудит Клигнанкорта и Гарстенга закрыть лавочку, такие пройдохи всегда найдут себе другую. А вот положение писателей, если откроется, что их книги писали за плату другие, будет незавидно. И я боюсь, что наши клиенты после этого скандала струсят, решат повременить с заказами, так что работы у нас не будет.

— Может, ты и прав, — сказал Чарлтон. — Как бы то ни было, вывод для нас один: будем есть, пить и гнать полным ходом свою собственную работу, потому что завтра мы можем снова очутиться на чердаке.

Настала суббота, которой все ожидали с таким нетерпением.

Днем автобус привез из Лондона весьма разношерстную компанию женщин Выскакивая из автобуса, они попадали прямо в объятия поджидавших их друзей. Заметнее всех была гостья Мертона, высокая и прекрасно одетая. Ее лицо показалось Халлесу знакомым — вероятно, он не раз видел ее в кинофильмах. А подруга Фикенвирта, Фридль, краснолицая блондинка, всех превосходила размерами. Она была на целую голову выше своего кавалера, обладала пышным бюстом и столь же пышными бедрами. Лет ей было, по-видимому, сильно за сорок.

К Чарлтону приехала миниатюрная девушка в берете и дождевом плаще. Она была робка и застенчива и вызывала у тех, кто на нее смотрел, желание защитить ее — да и подкормить тоже. Видно было, что она обожает Чарлтона, а он проявлял по отношению к ней нежную заботливость. Сайкс выписал себе нахальную и развязную девку — явно из какого-нибудь кабака. Приятельница Тревельяна оказалась серьезной особой в очках — тип студентки филологического факультета. Наблюдавший за всеми Халлес подумал про нее: «Эта, наверно, полна решимости открыто заявить о своих потребностях, действительных или воображаемых, и может наговорить массу умных фраз о половом вопросе». К Порпу приехала великовозрастная школьница с одутловатым лицом идиотки. Она щеголяла своим новым платьем с самодовольством и неловкостью девчонки, которая совсем недавно сняла школьный передник. А платье было плохо сшитое, как будто купленное предусмотрительной мамашей «на рост», с таким расчетом, чтобы оно носилось несколько лет. Халлес спрашивал себя, достигла ли эта девочка совершеннолетия.

Кэдби и Портер пыжились от гордости: их подруги были красивы, а хорошо сшитые костюмы, элегантные пальто и туфельки и непринужденные, уверенные манеры показывали, что девушки эти имеют хорошо оплачиваемую работу. Наверно, они были секретарши — из тех, что являются правой рукой администратора, получающего неизвестно за что большое жалованье. К Чарли приехала явно выраженная проститутка. Остальные дамы были какого-то неопределенного типа.

Халлеса одолевала досада. Среди этой пестрой компании Глэдис, да и любая женщина была бы вполне на месте. Диане тоже не на что будет обижаться, если он сумеет убедить ее приехать в следующий раз.

— Один как перст? — раздался рядом с ним голос Уэлтона. — Что, не приехала ваша? Или вы никого не звали? Ведь вам же, наверно, сказали про вечер с дамами?

— Сказали… Но времени было слишком мало.

— Для рекогносцировки, да? — подхватил Уэлтон, ухмыляясь. — Ну, ничего, к следующему разу вы уже заблаговременно подготовите почву.

Халлес приметил, что и к Уэлтону не приехал никто, но воздержался от вопроса, понимая, что это было бы бестактно.

В гостиную подали чай. Произошел короткий обмен любезностями между теми, кто уже встречался здесь раньше. Но общий разговор не клеился, каждая пара держалась особняком. Халлеса познакомили кое с кем из гостей, но, чувствуя себя одиноким в этой толпе, он скоро ушел в свою комнату — поработать.

В три четверти шестого по всему дому раздались звонки. Халлес вышел в коридор. Сосед его тоже вышел из своей комнаты и, закрывая дверь, сказал кому-то через плечо: — Ты побудь здесь, детка. Я, наверно, не задержусь.

— Что такое могло случиться? — сказал Халлес.

— Понятия не имею, — пробурчал сосед. — Очень это некстати!