Вивьен Огилви - Невидимки за работой

и тут уж его тяжелое положение ясно как божий день.

— А не говорил вам Уэлтон, откуда у него такие сведения?

— Как же, как же — это самое интересное. Сведения частные и нигде не опубликованные, в моей книге они появятся впервые. Мистеру Уэлтону их сообщила его тетушка Фанни, которая была возлюбленной Фрэнсиса Томпсона. Уэлтон называет ее «святой женщиной». И об этом прекрасном психосоматическом союзе до сих пор ничего не написано.

Глаза Фикенвирта приняли мечтательное выражение: он уже предвидел, какую славу принесет ему в ученом мире его скромный вклад в сокровищницу знаний. Но он тотчас тряхнул головой и заморгал, принуждая себя вернуться к действительности.

— А какой же вывод вы намерены сделать из всего этого? — спросил Халлес.

— Я нахожу и тут подтверждение моей теории, которую я вам уже излагал: согласно ей, каждый народ уподобляется одной из частей человеческого тела. Англичане — это ноги. Немцы, разумеется, — мозг и сердце. Голландцы — желудок. Негры — бедра. Американцы — шея. Ну, и так далее. Книга будет очень интересная. Надеюсь, вы мне скажете, если вам придут в голову какие-нибудь примеры, иллюстрирующие мои тезисы.

— Непременно! Но в данную минуту мне вспоминается только одна подходящая цитата. Это — тост, который когда-то провозгласил Дизраэли: «Пью за здоровье наших друзей, а врагам нашим желаю всегда носить тесную обувь и иметь мозоли».

— Прелестно! Я включу это в мою коллекцию. Будьте добры, повторите еще раз.

Халлес повторил, и Фикенвирт записал тост Дизраэли на карточку.

— Спасибо!

— Постараюсь припомнить и другие примеры. Но такого замечательного материала, какой нашел Уэлтон, я, конечно, не могу вам обещать.

— Да, это то, о чем мы, ученые, всегда мечтаем, но редко находим! Еще одна крупица знаний в кладовую культуры. Одну минутку, простите! Я должен записать эту фразу, которая у меня сейчас родилась. Она пригодится.

Он записал и встал, собираясь уходить.

— Спасибо за приятно проведенный вечер, — сказал он уже на пороге. — Покойной ночи, мистер Халлес. Так, значит, вы постараетесь припомнить еще что-нибудь? Насчет ног! Хорошо?

Следующие несколько дней прошли, как обычно; однообразие их нарушилось только однажды, когда Беверли Кроуфорд внесла свою лепту в коллекцию цитат, собранных Фикенвиртом для его будущего шедевра.

Как-то раз за обедом она, наклонясь через стол, промолвила своим низким контральто:

— Фриц, я нашла кое-что для вашей книги.

У Фикенвирта заблестели глаза. Он отложил нож и вилку и, порывшись в кармане, вытащил пачку своих карточек.

— Очень, очень вам благодарен. Это новая цитата для иллюстрации моих тезисов? Нашли еще одного поэта, который писал о ногах, да?

— Нет, кое-что получше. Я узнала, чем объясняется пристрастие английской поэзии к теме «ноги», как вы это называете.

— Но я и сам уже объяснил это. Разве я вам не излагал своей теории? Каждый народ представляет как бы одну из частей тела…

— Знаю, знаю, слышала. Но теория ваша неверна. Один прозорливый иностранец еще сто лет тому назад нашел лучшее объяснение.

— Не понимаю, как я мог упустить это! — простонал Фикенвирт. — После таких исчерпывающих исследований! Но кто же этот иностранец и какова его теория? Он немец?

— Нет, мой милый Фриц, он американец. Не кто иной, как Эмерсон.

— Ага! Ральф Уолдо Эмерсон, автор философских этюдов, жил с 1803 по 1882 год. Так что же он говорит?

— В своей книге «Английский характер» он пишет: «Я прихожу к заключению, что сапог англичанина ступает по земле тверже, чем всякий иной». Вот, я это списала для вашей коллекции. Тут и текст, и справка, откуда он взят.

Фикенвирт прочел, и физиономия у него вытянулась.

— О нет, это ничего не объясняет, — сказал он, безутешно качая головой. — Нет, нет, это не объяснение.

— Но вам придется все-таки привести его в своей книге, — вмешался Мертон. — Как-никак, параллельная теория… и к тому же выдвинута таким человеком, как Эмерсон. С этим, знаете ли, нельзя не считаться!

— Ну, конечно, нельзя! — подхватил и Кэдби. — Это было бы в высшей степени ненаучным подходом — unwissenschaftlich! Вы должны поддержать высокую репутацию Гейдельбергского университета.

— Да, да, понятно! — Фикенвирт быстро погружался в бездну отчаяния. — Но мне придется опровергнуть мысль Эмерсона. Она не согласуется с моей теорией о соответствии народов частям человеческого тела: предположение Эмерсона дает англичанам некоторый… Vorrang… как это по-английски…

— Перевес, — подсказал Кэдби.

— Да, благодарю вас, именно перевес. А это противоречит моей теории. Нет, нет!

— А вы не думаете, что тут что-то есть? Ведь Эмерсон написал это, наверно, не так себе, здорово живешь, — заметила Беверли.

— Не здорово живешь? Вы хотите сказать, что он был болен, когда писал это? Может быть, временное умственное расстройство, а? — Фикенвирт заметно ободрился.

— Нет, я хочу сказать, что в его словах есть доля истины.

— Не может этого быть! Как вы не понимаете? В книге я исхожу из моего понимания психологии народов. Оно — основа моего… Weltanschauung. [17] Мировоззрение (нем.) Я строю свое исследование по немецкому научному методу. Прежде всего — философская идея. Затем вы подыскиваете факты, которые подтверждают ее. Затем вы опровергаете чужие теории и истолковываете те неприемлемые факты, которые не подтверждают вашей теории.

— То есть, вы их не истолковываете, а перетолковываете? — сказал Мертон.

— Их надо отрицать — таков метод всей научной работы в Германии.

— Таков и метод Гитлера в его книге «Моя борьба».

— С точки зрения метода и структуры его книга не вызывает возражений. Но Weltanschauung Гитлера я отвергаю. В особенности его расовую теорию. Одна из моих бабушек была еврейка.

Несколько дней Фикенвирт был сильно озабочен так неожиданно возникшим затруднением — это всем бросалось в глаза. Он бился над ним сам и надоедал окружающим, хватая за пуговицу всякого, от кого надеялся получить помощь. В конце концов его усилия были вознаграждены.

— Я решил задачу! — объявил он за обедом. Глаза его сияли за очками. Мрак сомнений и терзаний рассеялся, уступив место безоблачной радости.

Он достал из кармана свои карточки.

— Затруднение было искусственного характера. Все мы ложно поняли Эмерсона. Вот слушайте, я перечитаю его слова. Что он говорит? «Я прихожу к заключению, что сапог англичанина ступает по земле тверже, чем всякий иной». Внимание! О чем так одобрительно говорит Эмерсон? О сапоге англичанина. Он отдает должное превосходному качеству английской обуви, которая всегда высоко ценилась во всем мире. Англия славится хорошими фабричными изделиями, ибо англичане — материалисты и утилитаристы.