Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Горечь и волнение гнали меня вперед, но я знал, что должен держаться на безопасной дистанции. Став недоступными для любопытных глаз, они пошли рядом. Пара спустилась к городу и повернула за угол на главную улицу. Преодолевая искус побежать, я последовал за ними. Магазины были открыты, и повсюду толпился народ. На минуту я потерял их, а затем обнаружил на другой стороне улицы – они стояли у витрины магазина, в котором продавался фарфор Госсе [88] Госсе – сувенирные изделия с рисунками памятных мест. Называются так по имени Уильма Генри Госса (1833–1906), первого владельца фабрики, производившей подобный фарфор. и разные туристические сувениры. Он, как обычно, болтал и на что-то настойчиво указывал, но мама слегка покачала головой, и они пошли дальше. Поток транспорта задержал меня, но когда я пересек улицу, то краем глаза увидел, что они повернули прямо в Милмаркет, узкий переулок, ведущий к старой части города.

Я прибавил шагу и рванул к переулку. Их не было видно. Меня охватила тревога, и, засуетившись, я, как потерявшая след охотничья собака, стал рыскать по торговым палаткам, занимавшим переулок. Прошло минут пять-десять. Соммен и мама как сквозь землю провалились. Я что, потерял их? Но затем, миновав весь Милмаркет и оказавшись на мощенной булыжником площади, что выходила прямо к озеру, я увидел лодку, легко скользящую по освещенной солнцем поверхности воды в нескольких стах ярдов от берега.

Я перевел дыхание. Вот и они, и теперь можно подождать. Медленно, не отрывая от них взгляда, я спустился к каменному причалу с лодками напрокат и встал за одной из тумб.

Он был на веслах, то гребя, то дрейфуя, а мама сидела лицом к нему на корме. Когда он наклонялся вперед, чтобы сделать гребок, они так сближались, что это жалило меня. Я задыхался от ревнивой ярости, умоляя все силы света и тьмы совершить чудо, которое заставило бы этого денди, этого липового кланщика, этого производителя сигарет сделать неудачный гребок и плюхнуться в воду, где, запутавшись в лентах своей шапочки и тщетно взывая ко мне о помощи, он во всех своих украшениях пойдет на дно озера, которое, как я знал, было здесь невероятно глубоким.

Наконец они вышли на берег. Инстинктивно я пригнулся пониже, спрятавшись за краем причала. Теперь хотя я не мог их видеть, но зато все прекрасно слышал. Я слышал, как лодка воткнулась в причал, его шаги, а затем его голос, когда он помогал маме выйти из лодки:

– Вашу руку, дорогая Грейс.

Эти слова заставили меня вздрогнуть.

Затем я услышал, что шаги по камням удаляются, и счел безопасным поднять голову. Они уходили – причем мама держала его за руку и улыбалась. Я скрестил руки на груди и, застыв в драматической позе человека, которого предали, смотрел им вслед.

Вернувшись в «Ардшил», я и виду не подал, что был свидетелем маминого вероломства, – просто сохранял атмосферу стоического отчуждения и, насупившись, молчал. В результате она стала укоризненно смотреть на меня и после ужина попыталась позвать в гостиную под предлогом того, что там будут какие-то игры. Да, игры! Я отказался, сославшись на усталость, и поднялся в комнату, чтобы лечь спать, но так и лежал без сна, с мукой воссоздавая в памяти их попеременные голоса, сливающиеся в очередном ненавистном дуэте. Когда она, довольно поздно, вернулась, я закрыл глаза и сделал вид, что сплю.

Утро выдалось ясным и солнечным. Мама, чувствовавшая за собой легкую вину и желавшая исправить положение, была сама любовь и свет. После завтрака она вышла, чтобы присоединиться ко мне в саду, где я уже занял стратегическую позицию возле ворот.

– Дорогой… – примирительно улыбнулась она (улыбка Иуды! – подумал я). – Мистер Соммен предложил взять нас с собой в поездку по побережью в Оникский замок. Но полагаю, вряд ли тебе интересны достопримечательности.

– Почему нет? – спросил я.

– Ну… ты такой рыбак… я думала, что ты снова захочешь пойти на свою заводь.

– Если вспомнить, что я ходил туда на прошлой неделе и ничего не поймал, тебе не кажется, что я предпочел бы осмотреть достопримечательности? Особенно, – с нажимом добавил я, – когда есть что посмотреть .

Она слегка покраснела и помолчала.

– Значит, ты… ты действительно хотел бы поехать?

– Да, – сказал я, не глядя на нее. – Решительно и определенно.

Коляска подъехала в два часа дня. Производитель сигарет, шутливо, пока мы стояли на крыльце, общавшийся со мной в своей панибратской манере, хотя я отметил, что он слегка напряжен, теперь протянул мне руку и посадил рядом с кучером, после чего сел сзади вместе с мамой. Под медленный цокот копыт мы отправились в путь. Сидя спиной к этой парочке, я не имел возможности наблюдать за ними, но, по крайней мере, я был возле них и поклялся себе, что на этот раз они от меня никуда не денутся. Больше у мамы не будет ни малейшего шанса побыть наедине с этим охмурителем.

Почти утешив себя таким образом, я даже стал получать некоторое удовольствие от поездки. Солнце сияло, небо было зеленовато-голубым, маленькие волны плескались вдоль берега. Приятно было сидеть так высоко, притом что дружелюбно настроенный кучер охотно указывал рукояткой кнута на интересные места. Если бы только этого самозванца не было с нами! Его вторжение опошляло нашу жизнь.

Как-то слишком скоро мы добрались до горной деревушки Оник и остановились возле маленькой бухты, с несколькими небольшими крутобокими одномачтовыми рыбацкими суденышками у причала. На переднем плане, высоко на скале, был замок. Когда я поднялся со своего насеста, производитель сигарет помог маме спуститься.

– Послушайте, – внезапно воскликнул он, опустив голову, – какой шикарный день для круиза!

Два мальчика-рыбака, в резиновых сапогах и шерстяных фуфайках, поднимали люгерный парус.

– Хочешь поплавать, молодой человек? – сказал Соммен, поворачиваясь ко мне. – Неплохая идея, правда?

Я подумал, что это отличная идея. Теперь им не скрыться от моего орлиного взора. Я кивнул.

– Тогда давай! – весело воскликнул он, спрыгнул к мальчикам и поговорил с ними.

Я спустился следом. Все еще оставаясь на пирсе, он помог мне осторожно перебраться на борт, и, прежде чем я собрался с мыслями и подумал о дальнейших наших действиях, он оттолкнул лодку, парус наполнился ветром, и меня понесло в море. Мама, как бы выражая нежные чувства, достала платок и помахала мне с берега – притворный жест, достойный презрения.

Я резко повернулся к старшему из мальчиков:

– Возвращайся назад. Назад, к пирсу.

Он покачал головой. «Мистиры» наняли его «для целы часс». Он поднял еще один парус, и лодка, накренившись, понеслась по волнам. Я был вне себя от ярости и бессилия – мой план рухнул. Вчера они были в лодке, а я на берегу. Теперь все было наоборот. Это был верх предательства. Рука об руку они начали подниматься по скале к замку. Да, я всегда считал, что он плут, а теперь я знал, что он еще и прохвост. Что касается мамы… ее двуличность… о боже мой, ветер выбивал слезы из моих глаз.