Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

– Это ты, Лоуренс, – сказала она. – Тебе лучше войти.

Затягивая пояс на халате и шаркая в своих пушистых тапочках, она привела меня на кухню, села на край стула и с трудом подавила зевок.

– О Нора! – горестно воскликнул я, однако очарованный ее видом. – Боюсь, я тебя побеспокоил.

Она посмотрела на меня, в раздумье потирая плечо под ночной рубашкой, затем внезапно рассмеялась:

– Не волнуйся, дружок. Я прошлой ночью припозднилась. Провожала нашу компанию. Мисс Донохью уехала в Перт с Терри и Мартином. Но если ты поставишь чайник и заваришь мне чашку чая, я буду в два счета готова.

Показав мне кухонный шкаф, она удалилась в спальню, а я решил устроить ей хороший завтрак. Пока мы жили с мамой, я стал чуть ли не мастером быстрого приготовления разных блюд. Когда Нора вернулась, чай был заварен, кроме того, я приготовил горку тостов и омлет из нескольких яиц.

– Ну ничего себе! – Она посмотрела на результаты моего творчества, украшавшие клетчатую скатерть. – Роскошь. «Критерион» отдыхает. Я хочу поделиться этим с тобой.

– Я уже завтракал, Нора.

– А что у тебя было?

– О, в основном обычная болтанка. Это вроде каши, Нора.

– Тогда можешь угощаться. А этого Лео надо пристрелить. Насмерть.

Она достала еще одну чашку и налила чая. Мы начали с тостов и омлета. Никогда не думал, что завтрак вдвоем может быть таким приятным. Моя кузина, свежая, как ромашка, была еще красивее, чем когда-либо. Все еще с голыми ногами и в домашних тапочках, она была в мягкой белой блузке и короткой юбке из шотландки, в которой преобладал желтый цвет.

– Это тартан Керри, – объяснила она, разглаживая ее на коленях. – Если ты ирландец, ты должен гордиться этим. Скажи прямо сейчас, Лоуренс, что ты хочешь, чтобы мы делали сегодня?

Это были ее цвета, решил я, темные волосы и глаза по контрасту с кремовой кожей, что и делало ее такой очаровательной. Я с любовью смотрел на ее широкий мягкий рот, когда она пила чай, и на ее маленькие ровные зубы, когда она хрустела тостом, такие же белые, как у моего отца, – отличные зубы Кэрроллов.

Я глубоко вздохнул:

– Больше всего я бы хотел… то есть, если ты захочешь… чтобы мы отправились куда-нибудь за город.

– Ах да, ты же не городской мальчик.

Она посмотрела в окно. Солнце ярко освещало белую стену противоположного дома.

– Тем не менее неплохая идея. Уинтон отвратителен в воскресенье. Предположим, мы сбежим к плавучему дому.

– Плавучему дому?

Она наслаждалась моим удивлением. Это, вдруг подумал я, было особым шармом Норы – ее способность наслаждаться.

– У многих есть плавучие дома на Лох-Ломонде. У Мартина и мисс Донохью, – добавила она, – есть такой, недалеко от Люсса. Для праздников и всякого такого. Да, славно. Возьмем велосипеды, ты можешь взять тот, что у мисс Д., и к часу мы будем там.

Такая перспектива, после нескольких месяцев в трущобах Аргайл-стрит, была настоящим приключением. Я едва мог дождаться, когда мы отправимся.

– Тогда поторопимся, Нора! – вскочил я. – Если хочешь, я вымою посуду и сделаю сэндвичи.

– Никаких сэндвичей, дружок. Тоска смертная. И плевать на еду. Если хочешь прямо сейчас, то поехали, но можно я сначала надену чулки? Вон они – дай-ка мне их.

Пара фильдеперсовых чулок, выстиранных и высушенных, две полупрозрачные ленты, висели на перекладине над кухонной плитой. Я передал их ей – они были легкие, как паутина.

Сидя, она принялась надевать их, искоса следя за мной с явным озорством и еще с чем-то испытующим, читавшимся в ее взгляде из-под опущенных ресниц, с чем-то похожим на искушение, тогда как я изумленно смотрел на неуловимое, но щедро дарованное моему взору мелькание белых бедер под тартаном Керри.

– Ну вот! – небрежно заявила она, поднимаясь и оправляя юбку. – Осталось надеть туфли, и мы выходим.

– Спасибо, Нора, – пробормотал я.

Эта идиотская реплика, возможно вырвавшаяся из моего подсознания как оценка ее маленького спектакля, прозвучала настолько нелепо, что я густо покраснел. К моему облегчению, она, похоже, не обратила на это внимания.

Два велосипеда стояли в подвале. Мы выкатили их во двор и отправились в путь.

Велосипед мисс Донохью, старая модель с высоким рулем и фиксированной малой передачей, без свободного хода заднего колеса, заставил меня попотеть. Мне приходилось крутить педали в два раза быстрее, чем Нора, чтобы не отставать от нее. Спустившись по склону, она устремилась вперед, оборачиваясь и с насмешкой поглядывая, как я, взгромоздившись на высокое сиденье и бешено работая ногами, тарахчу сзади. Я чувствовал, что мисс Д. уже лет сто как не пользовалась этим драндулетом. Но именно такой прогулки мне и хотелось – воскресные дороги были свободны от транспорта, а открытая местность, уже тронутая весенней зеленью, просто пьянила. Боярышник был в цвету, я вдыхал его аромат, когда мы проезжали мимо. На лугах блеяли ягнята, призывая своих матерей. Из-под изгородей уже пробивались примулы и ослинник. Когда мы подъехали к Лоху и покатились вдоль чудесно изогнутого берега, Нора начала дурачиться на велосипеде:

– Смотри, Лоуренс, я не держусь за руль.

Затем она начала петь. Это не была песня Хетти Кинг, но что-то вроде того, с таким вот началом:

Это нарушение воскресной тишины необъяснимым образом очаровало меня, пока я вдруг не вспомнил, что Нора не была сегодня в церкви, каковое упущение, несомненно, было на моей совести. Я подкатил к ней и в ужасе воскликнул:

– Нора, ты не ходила сегодня утром на мессу! Это я тебя сбил с толку, это моя вина.

Она перестала петь.

– Да, Лоуренс, – серьезно сказала она. – Ты принял тяжкий грех на свою душу. Я не хотела поднимать эту тему, но меня это очень беспокоило.

– Почему ты не остановила меня, Нора? Я бы сходил с тобой к иезуитам на Крейг-стрит. Это моя любимая церковь.

– Ты не дал мне шанса, дружок. Ты заставил меня сесть на байк и выехать из города, прежде чем я сообразила, какой сегодня день и где я нахожусь.

– О дорогая! – простонал я. – Мне очень жаль, Нора.

– Ну не расстраивайся, мой мальчик. Надеюсь, это не смертельно, но если да, то, как я слышала, есть вещи и похуже.

Сказав это, она спрыгнула с велосипеда. Мы достигли тихой бухты с галечным пляжем, где у берега на ржавой цепи, прикрепленной к столбику, стояла небольшая лодка. В пятидесяти ярдах от берега плавно покачивалось на якоре странноватое, но симпатичное сооружение, выкрашенное в белый цвет, с окнами и дверью, в моем представлении – точная уменьшенная копия Ноева ковчега. Это был плавучий дом.

Нора вынула ключ из велосипедной сумки и отперла замок на лодочной цепи. Мы оттолкнулись, взяли по веслу и погребли к плавучему дому. Внутри он был точно как маленький дом со спальней, с комнатой отдыха, то есть своего рода гостиной, и с кухней, оборудованной металлической плитой. Там был ужасный беспорядок – незаправленная кровать, захламленный газетами и посудой стол, валяющаяся на полу пустая бутылка.