Дороти Паркер - Новеллы

Надо сказать, что очень многие отказались от этой затеи, не закончив даже первого халата, а некоторые, обязавшись приходить на работу ежедневно, заглядывали в штаб только от случая к случаю. Таких, как миссис Мартиндейл, была просто ничтожная горстка.

Все они, разумеется, работали бескорыстно, чего, по мнению некоторых, нельзя было сказать о миссис Корнинг, возглавлявшей штаб. Миссис Корнинг руководила их работой, кроила халаты и объясняла, что к чему нужно пришивать. Бывали случаи, когда получалось не совсем то, что надо. Одна добровольная, но неопытная швея трудилась в поте лица над своим халатом, а когда он был закончен, оказалось, что один рукав пришит спереди, где-то на уровне пояса. Немыслимо было удержаться от смеха, глядя на этот халат, и какая-то бойкая на язычок дама предложила послать все же этот халат в госпиталь — на случай, если туда доставят раненого слона. Миссис Мартиндейл первая вступилась за неудачницу, сказав: «Ах, перестаньте! Она так старалась!»

Миссис Корнинг была грубая женщина, ее невзлюбили все. Конечно, ничто низкопробное не должно было иметь места в такой организации, как штаб, и это сознавал каждый из его членов, но тем не менее все единодушно согласились, что миссис Корнинг незачем было поднимать такой крик и так распекать на все корки эту бедняжку, которая послюнявила нитку, чтобы легче было вдеть ее в иголку.

— Ну, знаете ли… — возразила одна из самых дерзких в ответ на упреки миссис Корнинг. — Если, по-вашему, капля чистой слюны — это самое скверное, что может попасть на эти халаты…

Дерзкая дама не появлялась больше в штабе, и кое-кто нашел, что она поступила правильно. После этого случая философское направление, неустанно утверждавшее, что вся суть в том, что миссис Корнинг получает вознаграждение за свои труды, нашло новых приверженцев.

Миссис Мартиндейл остановилась на залитой солнцем улице и с приятным сознанием, что она пользуется минутой вполне заслуженного отдыха, окинула ее задумчивым взглядом. Она только что покинула штаб, и также, как другие его члены, могла не возвращаться туда еще много, много недель подряд. Где-то в лесу, верно, уже прокуковала кукушка, ибо чувствовалось приближение лета, а так как летом все разъезжаются из города, то простой здравый смысл подсказывал, что штаб следует распустить до осени. Миссис Мартиндейл предвкушала законный отдых от всего этого бесконечного шитья, и совесть ее была чиста.

Однако дело обернулось иначе, и миссис Мартиндейл не суждено было отдохнуть. В то время, как члены комитета весело прощались друг с другом и назначали свидания на осень, миссис Корнинг громко откашлялась, призывая к тишине, и произнесла краткую речь. Перед миссис Корнинг возвышалась груда скроенных и несшитых госпитальных халатов. Миссис Корнинг была крайне непривлекательная женщина и хотя, казалось бы, ей следовало стараться тронуть сердца дам и разжалобить их, голос ее звучал резко и неприятно. Существует огромная нужда в госпитальных халатах, сказала она. Сейчас, сию минуту требуются сотни, тысячи халатов. Сегодня утром получена телеграмма, и в ней настоятельно просят, молят прислать халаты. Штаб закрывается до сентября, значит работа будет приостановлена. Разумеется, все они заслужили отдых. И все же перед лицом такой острой нужды она вынуждена обратиться к ним с просьбой… Словом, она спрашивает: кто согласен взять с собой халаты, чтобы шить их на дому?

На мгновение наступила тишина. Ее сменил гул голосов, который все рос и креп по мере того, как каждая из дам, подняв голос, быстро замечала, что получает поддержку. Большинство дам, как выяснилось, охотно согласились бы на это предложение, но, к сожалению, им просто необходимо посвятить сейчас все свое время детям, которых они совершенно забросили из-за того, что постоянно приходилось бывать в штабе. Другие же просто заявили, что у них больше нет сил, и все тут. Признаться, в первую секунду миссис Мартиндейл заколебалась и уже готова была присоединиться к этим последним. Затем волна стыда обдала ее с головы до пят, и спокойно, решительно, с высоко поднятой голубовато-седой головой, она направилась к миссис Корнинг.

— Миссис Корнинг, — сказала она. — Я бы хотела взять двенадцать штук, если позволите.

Миссис Мартиндейл никак не ожидала, что миссис Корнинг может быть так мила. Она схватила руку миссис Мартиндейл и потрясла ее.

— Благодарю вас, — сказала она, и ее резкий голос звучал мягко.

Но тут же она повела себя по-старому. Она вырвала свою руку у миссис Мартиндейл и, повернувшись к столу, начала подбирать халаты.

— И прошу вас, миссис Мартиндейл, — сказала она резко, — пожалуйста не забывайте, что шов нужно делать аккуратно. Вы понимаете, что корявые швы могут причинить раненому массу неудобств. Если бы вам удалось делать ровные стежки, ваше шитье было бы меньше похоже на домашнюю стряпню и делало бы больше чести нашей организации. Затем — сроки, сроки! Это чрезвычайно важно. Нужда в халатах чудовищная. Так что вы нас чрезвычайно обяжете, если сошьете их побыстрее.

Сказать по правде, если бы миссис Мартиндейл не вызвалась уже взять эти халаты, она, пожалуй…

Двенадцать скроенных халатов, да еще тот, который был закончен только наполовину, составили довольно внушительный узел.

Миссис Мартиндейл пришлось позвонить вниз шоферу, чтобы он отнес узел в машину. Пока она ждала шофера, еще несколько дам довольно нерешительно подошли к столу и тоже вызвались взять халаты на дом. Однако ни одна из них не осилила больше четырех халатов.

Миссис Мартиндейл, само собой разумеется, Простилась с миссис Корнинг, но о предстоящей встрече осенью упомянула без всякого восторга. Каждый делает, что может, выполняет свой долг. Но не больше того, не больше того.

На улице к миссис Мартиндейл вернулось ее обычное расположение духа. Она старалась не смотреть на огромный узел, положенный шофером в машину. В конце концов она, по совести, имела право дать себе передышку. Нет никакой нужды сразу ехать домой и приниматься за шитье. Она отправит этот узел с шофером, а сама немного прогуляется по свежему воздуху и не станет пока думать об этих халатах.

Но мужчины в военной форме проходили по улице под развевающимися на ветру знаменами, и в резком правдивом солнечном свете так отчетливо были видны их лица: жесткие линии скул, и твердые подбородки, и глаза — исполненные уверенности глаза солдат и задумчивые глаза моряков. Они были молоды, все до единого были молоды, и каждый делал все, что мог, самоотверженно и скромно, не жалея сил и не ожидая награды. Миссис Мартиндейл прижала руку к сердцу. Быть может, настанет день… да, да, быть может, настанет день и кто-то из них будет лежать на госпитальной койке…