Герберт Уэллс - Негасимый огонь: Роман о побежденном дьяволе

В книге, которую я случайно обнаружил в этих комнатах, я прочитал о джунглях Индии, представляющихся многим людям гигантским изобилием замечательной и роскошной растительности. Но большую часть года это — жаркое и колючее скопление коричневых, мертвых и рассыпающихся в прах останков. Только когда в облаках пара приходят ливни, буквально за мгновения возникает стремительное сплетение борющихся друг с другом побегов зелени, сталкивающихся, теснящихся, раздираемых и пожираемых множеством зверей и ужасающим разнообразием насекомых, которых жаркая влажность вызвала к жизни. Затем под сухим дыханием уничтожающего горячего ветра все это изобилие утрачивает свежесть и увядает, все плоды созревают и опадают, и джунгли снова впадают в гнетущую жару и печальное брожение. И на самом деле повсюду сезон роста представляет собой дикую схватку за существование, а остальная часть года — усложненное массовое убийство. Даже в нашем британском климате неясно, как лето выдерживает щедрые обещания весны. В нашей весне, без сомнения, присутствует надежда — распускаются бутоны, гнездятся и поют птицы, заметна определенная чистота воздуха и явление первичных и относительно невинных вещей; но вскоре за этой свежестью следуют сельскохозяйственные вредители и паразиты, твари, эти фавориты разорения и боли, апатии и лихорадки, которые жалят и все портят…

Вы можете сказать, что я слишком подробно останавливаюсь на ущербной жизни растений, которые не чувствуют, насекомых и других мелких созданий, которые могут чувствовать совсем по-другому, чем мы; но в действительности их угнетенность и несовершенство составляют общую структуру жизни. Даже те, кто живут, живут лишь наполовину. Вы можете возразить, что по крайней мере некоторые, очень немногие животные вносят определенное удовольствие и достоинство в этот мир. Но посмотрите на жизнь травоядных; они все являются объектами охоты; страх — обычное состояние их сознания; даже огромный индийский буйвол обращается в бегство, поддавшись панике. Когда они не в апатии, то кажутся сердитыми, озлобленными на жизнь; их сезонные сексуальные вспышки очевидно являются жестоким мучением для них, поводом для свирепого рева, взаимного преследования и отчаянных схваток. Такие животные, как носорог или буйвол, почти всегда находятся в ярости, они впадают в безумие без особой на то причины, так же, как и многие слоны, обнаруживая нечто вроде органической неприязни к другим живым существам…

Но если мы обратимся к крупным хищникам, которых можно считать хозяевами мира джунглей, то их судьба не покажется нам ни на йоту более счастливой. Тигр ведет жизнь, полную страха; обрывок грязной тряпки может заставить его свернуть с пути. Большую часть его бодрствования занимает голодное рыскание; когда ему удается убить, он алчно насыщается, он ест, пока не почувствует неудобство. После этого он залегает в тростнике или кустарнике, обозленный и не склонный сдвинуться с места. Охотникам приходится выгонять его оттуда, и он медлительно выходит, не желая умирать. Его когтистые лапы до странности чувствительны; всего несколько миль каменистой тропы заставляют их кровоточить, в них набиваются колючки. Его пасть настолько нечиста, что укус его может оказаться отравленным…

Весь тот день я боролся с убеждением, что наивысшее счастье в жизни любого животного в лучшем случае подобно мимолетной улыбке, мелькнувшей на мрачном и жестоком лице. Я попытался вспомнить каких-нибудь комичных и довольных с виду существ…

Но это только напомнило мне о недавнем ужасе.

Вы, наверное, видели рисунки и фотографии, изображающие пингвинов. Они, очевидно, произвели на вас определенное впечатление, которое я попытаюсь выразить. В их внешности есть какая-то забавная и веселая тяжеловесность, олдерменское довольство. Но у меня теперь одна только мысль о пингвине вызывает картину страдания. Я расскажу вам почему… Один из бывших учеников зашел ко мне примерно год назад, возвратившись из южной полярной экспедиции; он рассказал мне правду об этих птицах. Их жизнь, как сказал он — он говорил конкретно о королевских пингвинах, — превращена в мучение чрезмерно развитым инстинктом продолжения рода, инстинктом, разделяемым обоими полами и являющимся необходимым условием выживания на густонаселенных птичьих базарах этого замороженного континента. Этот инстинкт делает их жизнь сплошной мукой. Много яиц разбиваются по самым разным причинам, исключительно высока и смертность среди птенцов; они проваливаются в трещины, замерзают насмерть и тому подобное, три четверти ежегодного выводка погибает, и, если бы не этот исключительный инстинкт, вид полностью бы вымер. Поэтому каждая из птиц охвачена беспокойством и стремлением высидеть и защитить птенца. Но одна пара производит не более одного яйца в год; яйца разбиваются, скатываются в воду, их всегда не хватает, и каждый пингвин, обладающий яйцом, вынужден его ревностно охранять, а каждый, у кого яйца нет, старается украсть или захватить его. Некоторые в расстройстве начинают высиживать обкатанные камни или куски льда, а счастливые обладатели яиц целыми днями сидят, не покидая гнезда, вопреки терзающему их мучительному антарктическому голоду. Покинуть гнездо хоть на минуту — значит, ввести в искушение грабителя, а силу эмоций, возникающих при этом, демонстрирует тот факт, что они вступают в смертельную схватку над похищенным яйцом. Вы понимаете, что эти с виду комичные птицы на самом деле несчастные существа с затемненным сознанием, вечно озабоченные и напрягающиеся до предела своих сил. Вот какова их повседневная жизнь…

Но королевские пингвины уже близки к концу своей истории. Позвольте рассказать вам, как эта история заканчивается. Позвольте рассказать, что происходит сейчас в мирных южнополярных морях. Моего бывшего ученика очень расстроил расширяющийся там хищнический промысел… Если его не остановить, то все эти птичьи базары будут уничтожены. Птиц убивают ради их жира. Промысловые команды высаживаются и бьют их прямо на гнездах, с которых эти бедные глупые существа отказываются двинуться. Мертвых и оглушенных, живых и мертвых вместе, их волокут прочь и швыряют в железные клетки, чтобы выварить из них жир. Из убитых и изуродованных живых… Каждая птица приносит на фартинг прибыли, но это окупает подобное истребление, и поэтому все происходит именно так. Вы понимаете, что люди, проводящие такие операции, имеют солидное коммерческое образование. Они считают, что если Бог дает нам силу, то он имеет в виду, что мы ею воспользуемся, и поэтому все, что выгодно, то справедливо.

— Ну, право, — запротестовал мистер Дэд, — право же!