Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Река (с купюрами), Загадочная картинка, Гуси, На Пасху, Позитив, Сон-трава, Дикость, Звезда, В итоге, К портрету, Захолустные картинки, Натюрморт с младенцем, Уютный Прометей (с большой купюрой), Царская милость (с купюрами), Сказка о пожилом (престарелом?) короле, Гимн газете, Веточка ольхи, «Вселенная и человечество», Тайна нашего парка, Лошадиная история.

Из «Риторики»:

«Сухие крылья, память птицы…», «Есть для меня религия страстей…», «Казалось бы, ты пуст как ноль…», «Темнее прожитые годы…», «Был странный сон: какие-то обноски…», «Проглядывает день, как тень без естества…», «Я где-то там, внутри России…», «Я помню страшный день, когда меня судили…», «Жить без оглядки, без опаски…», «Когда тебе все милые не милы…».

Из френологических картинок:

Декабрь, Мимоходом, Мередиан, Реприза, Парус, Сентябрь, Одуванчик, Награда.

Итак, с «Лесопунктом» будет около полутора авторского листа (авторский лист — 700 строк). Надо добавлять ещё 1000 строк. До трёх листов. Присылайте вторую рукопись на предмет отбора. Тогда я буду предлагать Вашу рукопись в издательство: в «Современник» или в «Советский писатель».

Человек Вы неопытный и ершистый, но критику мою примите, она покамест не так уж сурова, как Вам кажется.

А чтобы Вы имели представление, с кем имеете дело, посылаю свои стихи.

Доброго Вам здоровья!

С уважением!

Ю. Кузнецов

19.04.88 г.

P.S. Гм. Деликатная просьба. Смените имя, хотя бы на имя отца, пусть будет литературный псевдоним: Александр Красновский. Зачем русской поэзии безвкусный и претенциозный Ричард? Конечно, у нас называют детей чёрт знает какими именами. Этот наш недостаток заметил ещё Гоголь. Вспомните, как Манилов называл своих детей: Алкид и Фемистоклюс. Пожалуйста, подумайте об этом. Моя просьба идёт ведь от бескорыстного чувства.

Мой дом. тел. 288-26-80

10 мая 1988 г.

Дорогой Ричард Александрович!

Интересы поэзии — прежде всего! Ваши стихи должны действовать, а не лежать в столе. Их должны читать. Поэтому я ни в коей мере не намерен прерывать с Вами отношения. Но несколько отвлекусь.

В целом, Вы считаете моё творчество бутафорским, а меня самого, следовательно, псевдопоэтом. Ну что ж, дело Ваше. Это может задеть мою жену, но не меня. Я действительно широк.

Жаль только, что Вы сходитесь с моими недоброжелателями, считающими, что я «блефую», но, странное дело, яростно ненавидящими меня за то моё качество, которое Вы называете «безвредным картинным национализмом». Безвредность и картинность не вызывает столько злобы и ненависти. Их может вызывать нечто подлинное и «вредное». Так, С. Рассадин обозвал меня «последним поэтом эстрады». Согласитесь, что бутафория и эстрада — вещи одного ряда. Так, в фашизме и шовинизме меня обвинял С. Чупринин, в шовинизме и пустоте Ю. Друнина, в черносотенстве С. Лесневский, и всё это печатно или с трибуны. Почти в одинаковых выражениях меня клеймят и русофобы на Западе, к примеру, бывший автор журнала «Юность» В. Аксёнов. И, заметьте, всё это люди нерусские.

Я давно заметил, что поэты относятся ко мне ревниво. Я их даже чем-то пугаю. Ревниво относитесь ко мне и Вы. Это Вас сковывает. Жаль, конечно. Это мешает Вам принять от меня руку помощи. Вот Вы дважды написали: «Кстати, больше мне обратиться некуда» и «Иных надежд у меня просто нет, во всяком случае, в обозримом будущем». Меж этих строк так и сквозит: эх, если б мне помог кто другой!

Полноте! Другого или других покамест нет. Они явятся потом. А сейчас, скрепя своё честное сердце, примите помощь от меня. А вдруг она окажется действенной!

Вы считаете, что Вас не печатают за остроту Ваших стихов. Не только. Да и острота у Вас разная, пёстрая. То монолог судомойки, то такие эпатажные строки: «Роковой, словно выстрел в сортире, поэт», «В синий зад горизонта вонзится закатная клизьма».

Главный недостаток: Ваши стихи задавлены бытом. Вы хорошо осязаете внешность, поверхность вещей. Недаром, Вы печник. Но этого мало. Социальное зло, которое Вы обнажаете с присущей Вам остротой, умещается как раз в рамки быта. Но социальное зло истекает из мирового зла, цитадель которого, влияние на бытие, всё-таки находится за рамками быта. Вспомните «Анчар» Пушкина.

А кого Вы вводите в круг Вашего чтения? Мартынова, Пастернака, Мандельштама. Вот что меня смущает. Смущает и это:

Но таких поэтов не существует в природе. Кстати, с Н. Груздевой и С. Чухиным я учился на одном курсе в Литинституте. С. Чухин вскоре перешёл на заочное отделение, а потом, как я слыхал, погиб нелепым образом, переходя улицу.

Сборник «Ветка ольхи» действительно обескровлен. Мало надежды, что он привлечёт то внимание, которое всё-таки заслуживает. Ведь в сборнике есть несколько хороших стихотворений. На мой взгляд, конечно.

Редактор сильно Вас покромсал. Но в Вашей талантливой вещи «На гладком месте» действительно много пустословия, риторичности. Впрочем плевать на редактора. То хорошее, что потеряно при редактуре, можно возвратить при дальнейших переизданиях.

Живите долго. А мои просьбы остаются в силе. Жду стихов.

Искренне Ваш

Юрий Кузнецов

10.05.88 г.

27 июня 1988 г.

Дорогой Ричард Александрович!

Давно получил Вашу рукопись вместе с романом в стихах «Эвальд Зорин». Есть в ней достаточное количество сильных стихотворений. Да и роман можно предложить в издательство, с небольшими сокращениями: две-три строфы с перечислением друзей детства и ещё о мироздании общие места. Все «острые углы» можно сохранить.

Проблема та, что сейчас время летних отпусков, и в издательствах полупустынно. Надо подождать.

Присылайте ещё стихи. В последнее время я в разъездах: был в Новгороде на празднике славянской письменности, потом был на Кубани. Сейчас буду прохлаждаться в подмосковной деревне, но в Москву буду время от времени наезжать. Жена работает и по вечерам дома.

Несколько смутило меня Ваше стихотворение о кровавом воскресенье. Что Вы знаете о нём? Да то, что написано в школьном учебнике. В 1984 г. впервые при советской власти вышла работа Зырянова. Он раскопал архивы, и оказалось, что царь был ни при чём. Он в это время находился в Царском селе. Никто из высшего начальства не отдавал приказ войскам открывать огонь. Возмущение народа было спровоцировано, как и дальнейшая революция 1905 года. Солдаты были вынуждены стрелять по инструкции, а приказ отдавали мелкие командиры на уровне роты, приказ стрелять. Царь, когда узнал об этом, был в ужасе. Церковь была против, относилась к Гапону с недоверием. Гапон — честолюбец, так заявил на расследовании: хотел взойти к царю на балкон и оттуда вместе с ним править русским народом.