Хаим Граде - Синагога и улица

Отец вопросительно посмотрел на своих сыновей и зятя, но все трое молчали каким-то совместным молчанием, словно сговорились не вмешиваться. Посмотреть на жену реб Ури-Цви боялся. Он же знал, что она хочет, чтобы он согласился. Поэтому был поражен, услыхав от нее прямо противоположное:

— Если бы мой муж мог спокойно закончить свое сочинение, то зачем бы нам было уезжать из Грайпева? — сказала раввинша, разглаживая нервными пальцами кружево на своей блузке. — Весь мир ждет книги моего мужа. Поэтому-то мы и переехали сюда, чтобы он мог спокойно заниматься изучением Торы и служением Всевышнему.

Зять посмотрел на нее весело искрящимися глазами: его теща хорошо продает товар! Муж придурковато вылупился на нее, а сыновья смотрели вниз, на стол, чтобы не было опасности встретиться взглядом с человеком, понимающим игру их матери.

— Кто же помешает ребе постоянно заниматься изучением Торы и завершать свое сочинение? — отозвался один из синагогальных старост.

— Ведь к нему не будут приходить, докучая общественными делами, как в Грайпеве, — вмешался второй староста, а третий от обиды даже подскочил на месте и замахал руками: раввинша сравнивает эту дыру, маленькое местечко Грайпево, с Большой Каменной синагогой в Гродно? Не один раввин оставил бы свою должность, чтобы заниматься с молящимися даже в ее малом зале! Кроме того, раввин и раввинша ведь хотят быть вместе со своими детьми.

Реб Ури-Цви слушал обывателей и в задумчивости гладил свою тяжелую серебряную бороду, как будто успокаивая ее, что изучение с евреями Геморы и произнесение перед ними проповедей никак не помешает ему закончить написание книги. Переле едва сдерживалась, чтобы не выказать радости от того, что муж становится раввином синагоги, которая важнее всего местечка Грайпево. А этот бездельник еще колеблется, как бы гродненский раввин на него не обиделся!

Реб Ури-Цви начал произносить проповеди каждую субботу именно в то время, которое было ему по сердцу, — после Девятого ава.

— Утешайте, утешайте народ мой [228] Йешаягу, 40:1. , — напевал он на мелодию гафторы. — Гаон Малбим [229] Меир-Лейб бен Йехиэл Михоэл (1809–1879) — живший на Украине автор популярного комментария к Танаху, известный по древнееврейской аббревиатуре своего имени — Малбим. делает на основании этих слов вывод, что пророк Йешаягу говорит первое «утешайте» на случай, если Избавление придет раньше предназначенного времени, а второе «утешайте» — на случай, если Избавление придет вовремя.

Уважаемые члены правления синагоги — состоятельные лавочники, мелкие фабриканты и домохозяева — принадлежали к «Мизрахи» [230] «Мизрахи» — религиозно-сионистское движение. Было создано в 1902 г. в Вильне на международной конференции религиозных сионистов, созванной раввином Ицхоком-Яаковом Рейнесом. ; приверженцы «Агуды» [231] Имеется в виду ультраортодоксальное несионистское религиозно-политическое движение «Агудас Исроэл» («Агудат Исраэль»), созданное в 1912 г. на конференции в Катовицах. не имели у них влияния. Потому-то проповедь раввина Кенигсберга и имела такой успех, что соответствовала их настроениям. Он тоже считал, что ради того, чтобы отстроить Эрец-Исроэл, можно сотрудничать даже с сионистами, которые не слишком тщательны в соблюдении заповедей. На следующей неделе он имел еще больший успех, когда говорил о Шхине, пребывающей в Изгнании, и о возвращении в Сион.

— А Сион говорил: оставил меня Господь, и Бог мой забыл меня! [232] Йешаягу, 49:14. — привел он цитату по-древнееврейски и истолковал ее на идише: — Сион плачет, ибо мало того, что Всевышний оставил его, Он его еще и забыл.

На этот раз послушать грайпевского раввина пришла даже молодежь, которая иной раз плавает в субботу на пароходе вверх по Неману до мягкого песчаного пляжа, где можно купаться, валяться с девицами в кустах, играть в карты. Однако эти молодые люди не станут в субботу курить на улице. Они все-таки дети из приличных семей. На одну субботу они уступили своим отцам и остались в городе, чтобы послушать нового раввина, который не поучает евреев, а говорит с ними об Эрец-Исроэл. Правда, до половины пятого эти парни слонялись по синагоге и зевали от скуки. Когда жарко, а магазины закрыты, часы тянутся очень медленно. Казалось, что время остановилось. И солнце тоже заснуло посреди неба, не замечая, что из него льется желтая расплавленная медь.

Обморочно склоненные от жары ветви деревьев выглядели как страдающие от жажды животные, вытягивающие шеи к пересохшей реке. Перед мысленными взорами молодых людей на опустевших городских площадях стояло видение полян с мягкой зеленой травой или ржаных полей, где так хорошо валяться. При этом они думали, что надо быть придурком, чтобы пропустить свидание с девушкой ради того, чтобы послушать бородатого проповедника. Но когда парни уже сидели среди многочисленных слушателей в синагоге и слушали раввина, они больше не раскаивались, что послушались в этот раз своих отцов. Мелодия речи проповедника пробуждала в них воспоминания о том, как они изучали в хедере недельный раздел Торы. Золотая нить тянулась от их мальчишеских лет и соединяла их в единую ткань с окружавшими их евреями с серебристыми волосами. В синагоге уже темнело, и белая голова раввина наверху, рядом с орн-койдешем, выглядела как полная луна, выплывающая из облаков.

На третью субботу после Девятого ава реб Ури-Цви снова пел и толковал гафтору согласно гаону Малбиму.

— Бедная, бросаемая бурею, безутешная! [233] Йешаягу, 54:11. Бедная и пострадавшая от бури дщерь Сиона все еще безутешна, потому что Сион не отстроен, хотя ее дети уже вернулись.

Оба сына раввина, Янкл-Довид и Гедалья, каждую субботу из уважения приходили послушать отца, но немного стыдились того, что он говорит не о Галохе, как полагается раввину, а как обычный проповедник. Однако влиятельных людей в синагоге это не беспокоило. Если среди слушателей находится какой-то ученый еврей, не верящий, что грайпевский раввин умеет изучать Тору, то пусть он потрудится прийти в синагогу в обычную среду вечером. Тогда он послушает, как раввин разъясняет Гемору глубоко и с тонким знанием дела. Читать проповедь перед широкой публикой надо так, чтобы каждый понял. А если глава гродненского раввинского суда реб Мойше-Мордехай настоящий гаон, то кому от этого есть какая-то польза? Он бубнит себе под нос свои новые комментарии к Торе для считанных ученых евреев, а все остальные таращат на него глаза, как бараны на новые ворота.

В начале месяца элул преждевременная осень встряхнула высохшую и свернувшуюся от летней жары листву деревьев. Облака в тихой панике бежали одно за другим, но дождя не было. Скоро ветер унес все облака, и между небом и землей повисло большой пустое пространство, которое понемногу наполнялось темнотой. На задних скамьях в синагоге сидели ремесленники с потемневшими лицами, тощие лавочники с колючими бородами и в высоких суконных шапках. Они хотели, чтобы раввин говорил как можно дольше и радовал бы их сердца утешением. Печаль их глаз светила ему, как тихое озеро под вечерним небом. После такой утешительной проповеди уже как-то по-другому читались псалмы в субботние сумерки перед вечерней молитвой. Кантор на биме запел: