Хаим Граде - Синагога и улица

Обе спорящие стороны рвались в драку, но не могли протолкнуться друг к другу через плотную толпу, похожую на широкую бурную реку.

Не связанные ни с одной из противоборствующих партий евреи поначалу с любопытством смотрели на спорщиков. Но понемногу слушатели начали злиться на тех, кто помешал проповеди. Евреям стало жалко грайпевского раввина. Он стоял рядом с орн-койдешем, онемев, с пожелтевшим лицом и растрепанной безжизненной белой бородой. Из сочувствия к нему евреи ощутили гнев по отношению к этим пухлощеким молодым фанатикам, живущим на содержании тестей. Состоятельные обыватели, стоявшие по обе стороны от орн-койдеша около восточной стены, пожилые евреи с шелковистыми бородами и в жестких шляпах, с обидой ворчали, что не позволяют себе высказываться по поводу гостей. Рыночные торговцы и перекупщики, сидевшие с лицами, похожими на камень на морозе, на средних скамьях в зимних шапках и полушубках, ворчали еще громче, что ссор и скандалов у них предостаточно на неделе, а в субботу они хотят немного отдохнуть и спокойно послушать проповедника. На задних скамьях и у западной стены ремесленники с ссутуленными спинами и искривленными от тяжелого труда пальцами орали уже во весь голос:

— Вот чему вас учат в ешивах? Так-то вы проявляете уважение к пожилому раввину? Пусть у вас будет такой год, как вы богобоязненны!

Больше всех прочих сторонников «Агуды» шумел один молодой человек в шапке, щегольски сдвинутой набок, в коричневых перчатках и с белым галстуком под черным меховым воротником, как будто он все еще был женихом в первые семь дней после свадьбы. За его толстыми сочными губами скрывался рот, полный острых зубов, и чем больше он кипятился, тем яснее становилось, что его глаза, взгляд которых был также остер, как и его зубы, на самом деле так и брызжут смехом. Все тут же возненавидели его. Со всех сторон раздавались крики:

— Вы только посмотрите на этого святошу в перчаточках на меху! Вытащите его из синагоги за волосы! Вытащите его из синагоги за ухо!

Евреи начали пихать его в бока, подталкивая к выходу. Другие молодые люди из компании сторонников «Агуды» сами начали прокладывать себе локтями дорогу к двери. Уже стоя на ступеньках у выхода, они все повернулись к евреям, оставшимся в Городской синагоге, и хором крикнули:

— Гродно — это отверженный город! [267] Согласно талмудическому праву, «отверженный город» («ир га-нидахат» — др.-евр. ) — это город, большинство еврейских жителей которого отступились от иудаизма. Тора требует уничтожения жителей «отверженного города»: «Если услышишь о каком-либо из городов твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе для жительства, что появились в нем нечестивые люди из среды тебя и соблазнили жителей города их, говоря: „пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали“, то ты разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, порази жителей того города острием меча, предай заклятию его и все, что в нем, и скот его порази острием меча; всю же добычу его собери на средину площади его и сожги огнем город и всю добычу его во всесожжение Господу, Богу твоему, и да будет он вечно в развалинах, не должно никогда вновь созидать его; ничто из заклятого да не прилипнет к руке твоей, дабы укротил Господь ярость гнева Своего и дал тебе милость и помиловал тебя, и размножил тебя…» (Дварим, 13:12–17).

Часть евреев не расслышали, другие не поняли, но те обыватели, которые расслышали и поняли этот выкрик, пожимали плечами и причмокивали губами:

— Вот это выходка! Сказать про целый город евреев, что это отверженный город!

Толпа повернулась к проповеднику, стоявшему в полуобморочном состоянии рядом с орн-койдешем, и стала подбадривать его:

— Говорите дальше, ребе, говорите, мы вас слушаем. Вы наш городской проповедник.

Реб Ури-Цви едва сдерживался, чтобы не расплакаться на глазах у слушателей. Ведь он не сказал ни единого слова против Торы и против мудрецов Талмуда и даже не помышлял об этом. Чем же он заслужил, чтобы его прилюдно позорили и называли саддукеем? Реб Ури-Цви хотел было прервать проповедь, но тут же вспомнил, что его Переле не простит ему этого и на этот раз будет права. Кто знает, не были ли эти дикие фанатики подосланы даянами? И может быть, с ведома городского раввина? Коли так, ему нельзя уступать. Он должен доказать, что он тоже раввин. Проповедник собрался с силами и продолжил проповедь, но язык у него заплетался, да и люди все равно его не слушали. Евреи разговаривали между собой, кипятились и ругали святош: неделю назад городской раввин и весь раввинский суд пришли послушать иностранного раввина, а вот грайпевского раввина они послушать не пришли, потому что он им как кость в горле.

Конфликт распространился и на совет городской общины. Он буквально взорвался во время собрания, когда речь шла о совсем постороннем деле.

Долгое время в совете шел спор по поводу двух сиротских приютов: для мальчиков и для девочек. Часть членов совета высказывались за то, чтобы держать сирот обоих полов вместе. Но религиозные члены совета не желали об этом слышать, а городской раввин вместе с раввинским судом угрожали, что они вынесут строжайший запрет такого объединения.

На собрании совета общины первым выступил вожак гродненских халуцев, молодой человек с густой черной шевелюрой и с таким загорелым лицом, будто он загорал под жарким солнцем Эрец-Исроэл. Говорил он рыча, но при этом напевно, как будто руководил плясками халуцев.

— В Эрец-Исроэл, — сказал он, — парни и девушки живут в одних и тех же кибуцах. Только в Гродно еще царит мрачное средневековье, здесь правят настоящие мракобесы. Мы должны приучать молодое поколение к товарищескому сосуществованию и готовить его к алие [268] Алия — буквально «восхождение» ( др.-евр. ); в данном случае имеется в виду репатриация евреев на историческую родину, в Эрец-Исраэль. .

Поэтому он, представитель халуцев в гродненской сионистской фракции, целиком и полностью поддерживает слияние двух сиротских приютов.

Пока кучерявый член совета общины говорил, бородатые члены правления смотрели на него, как на дьявола-разрушителя, брызжущего смертоносным ядом. Они, эти старые общинные функционеры, не могли разговаривать по-нынешнему, как мальчишки из разных партий, болтавшие о правом и левом крыле, о блоках, фронтах и захваченных позициях. Поэтому старики слушали с наполовину смущенными, наполовину издевательскими улыбками и думали о том времени, когда они строили эти самые детские дома, сами таскали набитые соломой матрасы для кроватей, сами выпрашивали у домохозяек рыбу и халы на субботу, платили меламедам, чтобы те учили мальчишек древнееврейскому языку и Торе, а потом устраивали этих мальчишек в ученики ремесленникам. А теперь приходят эти юные партийцы и требуют, чтобы сирот обоих полов держали вместе! Горе ушам, слышащим такое!