Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

На выходе из сквера я смогу позволить себе оглянуться на того ребенка возле скамейки. Так я успокаивал себя, по мере удаления от них. Я увидел такси, поднял руку, и машина замедлила ход. За мгновение до ее остановки я оглянулся. Девочка плакала: отец, склонившись над сумкой, видимо, искал мазь, лосьон, что-нибудь успокаивающее. Пытаясь увидеть результат его поисков, я вытянул шею и подался вперед, тут же почувствовав, что в ребра мне уперся какой-то твердый предмет. Ощупав внутренний карман куртки, я скользнул ладонью по шелковистой подкладке. Пальцы наткнулись на успокоительный четырехугольник моего паспорта. С вложенным в него билетом. Итак, мне предстоял полет в Штаты, первое за пять лет возвращение в дом моего отца. Таково содержимое моего нагрудного кармана, прямо под которым ухает, трепеща, мое предательское сердце.

Клодетт, Лондон, 1989

Близился девяностый год, самое начало последней декады тысячелетия, и мы как раз только что прибыли в Лондон. Совсем недавно выпорхнули из университета. Всего несколько месяцев тому назад наши головы были забиты идеями критической теории [13] Социально-философское направление, сложившееся к концу 1920-х годов, связано с именами представителей Франкфуртской школы и получило название «критической теории общества». ; ночами мы зубрили даты европейских войн или хитрые глаголы несовершенного вида в русском языке. Мы входили в экзаменационные залы, выбирали билеты, садились за столы, вооружались нашими ручками, осознавая, что сидим на последних в своих жизнях экзаменах.

Мы накопили огромный багаж разнообразных знаний! В нем хранились очередность пьес Шекспира, определяющие характеристики вилланеллы [14] Вилланелла – форма/жанр итальянской лирической, пасторальной, часто с комическим оттенком поэзии и многоголосной музыки. , названия всех до единой мышц человеческой руки, бесчисленное множество сходств и отличий в разнообразных переводах «Илиады». Мы стали экспертами, в нашем смысле, вооруженными острыми шипами знаний: мы знали все, что должно знать в одной достаточно узкой области.

И что же дальше? А дальше мы обивали пороги любых контор, готовых принять нас, теперь мы искали реальную работу.

Теперь мы скрупулезно изучали колонки вакансий в газетах.

Теперь мы задумались о том, зачем же мы все это изучили, что же нам делать с этой информацией, как жить дальше. И осознали, что все полученные нами знания бесполезны. Что никого не интересует, какой именно диплом мы получили. Или как распознать метонимию, или каковы даты жизни Чосера, или последние слова Робеспьера, или этапы объединения Италии, или тонкости иностранной политики Дизраэли [15] Бенджамин Дизраэли (1804–1881) – известный английский государственный деятель Консервативной партии Великобритании, писатель, один из представителей «социального романа». . Увы, мы быстро поняли, что это никому не нужно. Нам задавали лишь практические вопросы: умеете ли вы печатать? Знакомы ли вы с электронной обработкой текстов, составлением электронных таблиц, с системами телефонной связи? Можете починить фотокопировальное устройство? Умеете работать с аппаратом факсимильной связи? Сможете ли отвечать на телефонные звонки, наряду с этим готовя кофе, просматривая почту и сортируя входящие бумаги?

Порой мы удивлялись, неужели такова «ценность» наших дипломов.

Да, подходил к концу восемьдесят девятый год. Мы щеголяли по Лондону в коротких юбках, плотных колготках и крошечных футболках, не скрывавших наших плоских, бездетных животов, в ярких неоновых кроссовках и в красочных ветровках, купленных на прилавках барахолки. Мы жили надеждами. Нам хотелось работать. Устраиваясь на временную работу в офисы, мы присматривались к нарядам сотрудников. Какой странный стиль одежды они предпочитали! Мы удивлялись и изучали. Брючные костюмы, туфли на шпильках, блузки с накрахмаленными манишками и стоячими воротничками, дамские сумочки с кожаными карманами и латунными деталями, твидовые куртки с застежками на пуговицах. И прически: прямые или старательно выпрямленные волосы, удлиненные стрижки, обрамляя лицо, покачиваясь строгими волнами. Как достичь столь изысканного облика, когда мы не располагали ни утюгом, ни постоянным жильем, ни регулярным жалованьем, и в наших чемоданах лежала только помятая одежда, не подходящая для нашей новой деловой жизни?

Мы усердно штудировали газеты и журналы, узнавая, что Лондон в то время являлся клевым, крутым эпицентром, что лучшие группы каждый вечер играли в ближайших пабах. Нам не удавалось толком проникнуться ночной жизнью. Если мы забредали в пабы, то они казались нам какими-то мрачными и тесными, компании сидели спиной друг к другу, музыка, несущаяся из скрытых динамиков, прорезала дымовую завесу. Лондон тогда лишь доводил нас до истощения, ведь мы стремились поддерживать видимость сведущих деловых людей, несмотря на долгие, путаные поездки в метро, поиски компьютерных контор, дававших возможности писать, переписывать и распечатывать наши резюме. Лондон предоставлял, безусловно, массу возможностей для собеседований, для отчаянной борьбы на пути поиска собственной ниши – на худой конец, скромного эркера, точки опоры – в этой обширной, чреватой опасностями экосистеме, да, мы жаждали добиться успеха, обретя ту волшебную пару – работа плюс квартира – при наличии единовременного везения, ведь одно казалось невозможным без другого. В общем, мы прозябали на временных работах и продолжали накапливать опыт на диванах многострадальных друзей, родственников или любовников, не теряя надежды найти тот самый золотой ключик к заветной двери, убедить этот город признать нас, успеть вскочить в нужный поезд, достичь заветных высот и с гордостью сказать: «Да, вот мой адрес, и да, я предпочел бы приобрести месячный проездной…» – и больше не думать, где бы раздобыть мелочь для покупки очередных дневных билетов на проезд.

Познавая прелести столичной жизни, мы таскались повсюду, ведь мы стали взрослыми, обрели свободу, к тому же мы не могли каждый вечер надоедать нашим близким, на чьих диванах мирно спали. Просматривали репертуар всех подвальных кинозалов, смотрели все фильмы, о которых много слышали, но не имели шанса увидеть. Проводили вечера на складах в восточном районе города, где в громкоговорителях пульсировали ритмы драм-н-бэйс или джангла [16] Драм-н-бэйс и джангл – близкие по сути жанры электронной музыки, возникшие под влиянием ямайской музыкальной культуры в 1989–1990 годах. , парни в вязаных шапчонках предлагали нам кокаин, и все обсуждали знаменитого артиста, чье прибытие ожидалось с минуты на минуту. Мы сговаривались о встречах по телефону на работе, в обрывочных разговорах уславливаясь о свиданиях в кафе или барах, уже известных не понаслышке кому-то из нас. В свободное время, вооружившись картами города и дневными билетами, мы сами отправлялись изучать городские достопримечательности. Постепенно наши разрозненные знания о городе начали складываться в систему. Однажды мы сообразили, что нам нет необходимости спускаться в метро, чтобы доехать с «Лестер-сквер» до «Ковент-Гарден»: между этими станциями всего пять минут ходьбы.