Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

Вы заботились обо всем, выполняли любой каприз, любое требование. И обнаружили, что вполне справляетесь с такой ролью.

Вы перебрались в другую квартиру; на сей раз еще ближе к метро. Комната обрела желтый цвет, но на кровать вам приходилось забираться по лесенке. Возвращаясь поздно с работы, вы порой лежали в ней, представляя, будто попали в покачивающуюся каюту корабля, увозящего вас в ночное путешествие, и что вы могли проснуться в совершенно другом волшебном мире, не в том, где уснули.

Напротив кровати находилось овальное оконце. Вам хотелось снять занавеску, но вы не могли дотянуться до нее. Вам нравилось смотреть на ночной город. Вы обещали себе, что перекрасите стены в бело-серый цвет, но так и не выкроили время.

Теперь вы уже знали этот город. Стали его частью. Больше не приходилось таскаться с картой в кармане. Люди на улицах просили подсказать, как добраться до того или иного места, и вы могли им помочь. Вы стали выглядеть как типичные уроженки Лондона, одевались как они, ходили как они, быстро и ни на кого не глядя. Вы старались звонить маме раз в неделю, но часто забывали. «Да, – говорили вы ей, – у меня все в порядке, все хорошо, да, я нормально питаюсь, да, и с работой все прекрасно». Она не понимала, в сущности, что это за работа. Скорее всего, думали вы, она рассказывает знакомым, что вы работаете кинорежиссером.

Клуб устроил ряд событий по поводу европейского кинематографа новой волны. Вы организовали прилет группы молодых иностранных режиссеров и их свиты: некоторые прибывали из Берлина, Милана или Барселоны, некоторые из Лос-Анджелеса. Эти события вызвали огромный интерес. Названивали журналисты, жаждущие интервью. Билеты были распроданы. Глава Клуба организовала несколько дополнительных выступлений, и опять – полный аншлаг. Вы бронировали отели, поддерживали связь с секретарями, составляли расписание встреч с прессой.

Носились с одного интервью на другое. Телефоны трещали непрестанно, звонки поступали с разных концов мира, всех интересовали эти режиссеры: названивали продюсеры из Штатов, журналисты из разных стран, жены, подружки, агенты по подбору актеров, менеджеры. Вы принимали звонки, записывали сообщения, разносили записи по назначению. В Клубе царила гудящая суета с почти осязаемым безумием. Наслушавшись интервью и телефонных звонков, вы сделали вывод, что всем этим режиссерам нет еще и тридцати лет. Они открывали новые грани кинематографа, расширяя потенциальные способы съемки.

Оставалось провести званый ужин. Этот ужин поручили заказать вам. Ресторан выбирать не понадобилось – нужное заведение в Сохо принадлежало одному артисту, – но вы позвонили туда, подтвердили число персон; со всей ответственностью обсудили и диетические требования гостей. Разослали приглашения представителям прессы, тщательно отобранным и одобренным главой Клуба. На требуемое время вы заказали для всех такси и, соответственно, заходили к каждому режиссеру, сообщая, что машина прибыла, собирали их вместе, доводили до выхода, за которым стояли в ожидании автомобили, и давали указания шоферам: на тот берег, в Сохо.

Когда вы уже захлопнули дверцы предпоследнего такси, кто-то потянул вас за рукав. Вы обернулись. Один из режиссеров держал вас за руку, его указательный палец проник вам под манжету.

– А вы поедете?

– Нет, – ответили вы, – сегодня не поеду.

Правда заключалась в том, что вас не пригласили, вы занимали слишком низкое вспомогательное положение, но признаваться в этом вам не хотелось.

– Очень жаль, – произнес мужчина в американской манере со скандинавским акцентом.

Вы знали, что этот коротко стриженный блондин прибыл из Швеции. Бывая на встречах с другими режиссерами, он выглядел сдержанным и настороженным и говорил немного.

Вы пожали плечами и улыбнулись. Жестом предложили ему занять место в последнем такси, где уже сидели в ожидании два других режиссера.

Но блондин не сдвинулся с места.

– А вы сейчас в какую сторону направитесь? – спросил он.

– В сторону дома, – ответили вы, – я собираюсь прогуляться по мосту, а потом сяду на метро.

– Вы не против, если я прогуляюсь с вами? – спросил блондин, закуривая сигарету, и, приподняв сначала одно плечо, а потом и другое, пояснил: – Я просидел в номере целый день. И сейчас мне как раз просто необходима прогулка.

– А как же ужин? – спросили вы, и этот мужчина, его звали Тимо Линдстрем, выразительно махнул рукой, показывая, что такси может уезжать.

– Могу же я опоздать, – сказал Тимо Линдстрем.

Вы направились к мосту. Он пошел с вами. Он поведал вам истории о других режиссерах, порой неприличные. Рассказал один анекдот из своей ранней жизни, когда он увивался за одной актрисой, удостоившей его просьбой застегнуть ей накладные груди. Вы старались не волноваться из-за ужина: разве вас обвинят, если он не появится там? Что скажет ваше начальство, если за столами обнаружится пустое место? Может, он все-таки отправится на званый ужин, когда вы перейдете на другой берег Темзы?

Он не проявил ни малейшей склонности направиться в тот ресторан. Вы свернули на Олдуич, прогулялись до Холборна, свернули к Ковент-Гарден. На площади Кембридж-серкус, приняв нужное решение, вы остановились.

– Ресторан в той стороне, совсем близко, – сообщили вы, с улыбкой показав в сторону квартала Сохо. Вы протянули ему руку на прощание.

Он глянул на вашу руку и рассмеялся.

– Вы думаете, что я хочу пойти на этот ужин? Думаете, поэтому я прогуливаюсь с вами? Да я ненавижу такие ужины. Ненавижу всех этих парней. Их самовлюбленная трескотня доводит меня до безумия. Я иду с вами, потому что мне хочется где-нибудь выпить вместе с вами.

– О, – сказали вы. – О, все ясно.

Вы отправились выпить. Вы втайне гордились тем, что знали приличное местечко прямо за углом, несколько ступенек вверх и прямо к цели. Каждое окно украшали грязные китайские фонарики. Столик слегка шатался. Тимо утвердил его, подложив под ножку пивную подставку. Для проверки вы облокотились на столешницу: стол больше не качался.

– Волшебство, – сказали вы.

Он расспрашивал вас о вашей работе, о Лондоне, о том, откуда вы приехали. Вы рассказали ему о вашем английском отце и французской матери, как они были дико несовместимы, но как-то умудрялись ладить, о том, что ваш отец умер, когда вы были подростком, и как вы и ваш брат ненавидели загородную общеобразовательную школу и жили только ради каникул, когда ваша мать увозила вас обратно в Париж. Она была, сказали вы, единственной матерью, которая приходила на родительские собрания в нарядах от Шанель.

Слушая ваши откровения, он продолжал разглядывать вас с таким упорством, словно собирал сведения, которые могли пригодиться позже, или обдумывал очередной вопрос, очередное направление своего расследования. Вы еще рассказывали о том, как переправлялись на машине во Францию, когда он попросил: