Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

– Чем ты накачался? – в итоге спросил Тодд.

Дэниел медленно повернул к нему голову. На лице удручающе отсутствующее выражение.

– Что?

– Дэниел, – схватив друга за локоть, прошептал Тодд, – что ты принял?

– Ничего, – невнятно пробурчал Дэниел, – не знаю. Ничего особенного.

– Но что именно?

– Ничего, – повторил Дэниел.

– Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты…

– «Сколько раз я говорил тебе», – передразнил его Дэниел укоряющим тоном заботливой матери и рывком высвободил локоть. Резкое движение лишило его и без того шаткого равновесия, и он наткнулся сначала на стол, потом на стул и упал на пол, смахнув плечом вазу и сломав взмахом руки олений рог. Ветки чертополоха, вода и обломки рогов беспорядочной дугой разлетелись по клетчатому шотландскому ковру.

– Так, пошли-ка отсюда, – сказал Тодд, взяв Дэниела за руку, и добавил для собравшихся вокруг гостей, в ужасе взиравших на Дэниела: – Все нормально, я приведу его в порядок.

Он помог Дэниелу подняться с пола, стряхнул с него осколки вазы и ветки чертополоха и потащил к выходу. В парке резко похолодало, небо потемнело до чернильной синевы. Вокруг фонарей роились мелкие мушки. Дэниел, прерывисто дыша, привалился к нему.

– Послушай, – сказал Тодд, когда они, пошатываясь, продвигались по гравиевой дорожке в странном вальсе, – мне необходимо сообщить тебе нечто важное, но сначала придется напомнить, что только от меня ты можешь получить безопасную наркоту, понятно? Я уже говорил тебе это. Ты даже не представляешь, какой дрянью мог травануться. А мой кузен поставляет мне лучший товар. Ты и сам знаешь. Но все остальные…

– Какой странный пейзаж! – воскликнул Дэниел, по-прежнему опираясь на Тодда, – какой охренительный вид. Только погляди! – Он неопределенно взмахнул свободной рукой и прищурился, казалось, пытаясь разглядеть нечто особенное. – Уж не горы ли там? – спросил он, показывая на череду вершин за деревьями.

– Да, – ответил Тодд, – но дело в том…

– Ты уверен?

– В чем уверен?

– Что это горы. Они выглядят такими… такими туманными и далекими.

– Гм-м. Дэниел, дело в том…

– Ага! – восторженно вскричал Дэниел, вытащив руку из внутреннего кармана Тодда и торжествующе подняв ее. – Что это у нас тут имеется?

Всю дорогу, пока они шли, болтая про горы, Дэниел искал тайные запасы Тодда. В сущности, роль карманника ему удалась.

– Нет! – отчаянно воскликнул Тодд, чувствуя, что Дэниел ускользает от него. – Серьезно, не надо, Дэниел. Отдавай обратно.

Дэниел так резко оттолкнул его, что Тодд, еле устояв, ухватился за рубашку друга.

– Не будь таким этим, как его… – пробубнил Дэниел.

– Что?

– Таким занудой.

– Перестань, – сказал Тодд, перехватывая его руку. – Тебе правда больше ничего не нужно.

– Au contraire, Pierre… [72] Наоборот, Петр… ( фр. ) – вероятно, намек на биографию Петра Ломбардского, католического богослова и схоласта XII века, не нуждавшегося ни в родительской, ни в дружеской опеке. – улыбнувшись, изрек Дэниел, размахивая добычей.

Тодд подпрыгнул и даже дотянулся до своих припасов, но Дэниел, имея шестифутовый рост и крепкую стать, с легкостью выхватил добычу из его слабых пальцев.

– Давай-ка посмотрим, что тут у нас, – заинтересованно произнес Дэниел. – Так, одна для меня, другая для тебя, а третья для…

Тодд сделал очередной тщетный прыжок.

– Дэниел, послушай. Мы видели Николь.

Это, похоже, произвело впечатление. Не выпуская из пальцев пластиковую упаковку, Дэниел замер с поднятой рукой, точно мальчишка, жаждущий ответить на вопрос учителя.

– Николь? Моя Николь?

– Она здесь.

– Здесь?

– Да, на свадьбе.

– На этой свадьбе?

– Ну да! И…

– Ох! – Ладонь Дэниела в смятении скользнула по его лицу. – Как странно… то есть почему именно сейчас, именно здесь, с какой стати…

– Она, похоже, того… – Тодд вздохнул. – В общем, видок у нее… какой-то странный, – неловко закончил он.

Дэниел озабоченно встряхнул головой, словно не расслышал слова Тодда.

– Как это, странный?

– Гм… – Тодд попытался привести в порядок собственные мысли. – Она выглядит какой-то… тощей.

– Тощей? – повторил Дэниел, его рука безвольно упала. Он улыбнулся кривоватой ухмылкой и тряхнул головой. Он тряс головой так энергично и долго, что Тодд уже встревожился, как бы приятель опять не упал.

– Нет, ерунда, – произнес он смазанным от тряски голосом. – У тебя что-то с памятью. Она всегда была тощей.

– Нет, – Тодд беспомощно развел руками. – Это другая худоба, нездоровая худоба…

Дэниел все еще потряхивал головой.

– Ты что-то не так понял. Она покончила с этим, завязала, она…

– Дэниел, она действительно выглядит больной. Сьюки тоже так подумала. Как давно ты ее не видел?

На самом деле Тодд не надеялся на вразумительный ответ, поэтому удивился, когда Дэниел торжественно произнес:

– Пять недель и три дня.

Тодд склонился к нему и накрыл рукой пластиковую упаковку.

– Мы со Сьюки хотели найти тебя, чтобы…

Дэниел опять перехватил капсулы.

– Через несколько часов ты должен сесть на самолет, – увещевал Тодд, удерживая его руку. – Дэниел, не дури. Ты не можешь лететь домой в таком состоянии. Тебе нужно еще поговорить с Николь. И вообще, подумай о маме. Что она…

Лицо Дэниела мгновенно лишилось всякой выразительности, точно закрылась книга. Он бросил одну капсулу на язык и закрыл рот. Сунув оставшееся в руку Тодда, он молча развернулся и устремился к озеру.

Услышав, что какого-то прибывшего по обмену парня из Америки распределили в свободную комнату в мансарде их аспирантской квартиры, Тодд и Сьюки совсем не обрадовались. Они вообразили сверкающего белозубой улыбкой типа в джемпере с треугольным вырезом и кроссовках с белыми носками. Они представили, еще того не легче, зануду, который будет пунктуально посещать церковь. Ведь американцы вроде бы чертовски религиозны? Скорее всего, от этого любителя софт-рока будет вечно пахнуть хот-догами, а его рюкзак будет набит университетскими толстовками. И он, естественно, захочет вступить в студенческое братство.

– Типичный, – мрачно проворчала Сьюки, встряхивая газ в коленцах зажигалки. – Неужели его не могли поселить на нижнем этаже?

Тодд, сидевший напротив нее на их кухне, просто кивнул. Нижнюю квартиру заполняли иностранные выпускники, в основном занимавшиеся точными науками, эти трудоголики носили галстуки и к началу октября вечно выглядели простуженными и дрожащими.

– Или в одной из общаг на территории университета, – продолжила Сьюки, раскрашивая ногти флуоресцентным желтым маркером. – В конце концов, только это глупым янки и нужно. Горгульи, прямоугольные дворы, окруженные готическими зданиями колледжей, и прочие дурацкие атрибуты древности. – Она закрыла маркер и бросила на стол, где царил живописный беспорядок: кружки с использованными чайными пакетиками, сохнущими на краях, тарелки с остатками соуса от тушеной фасоли, корки хлеба, возможно из муки грубого помола, соседствовали с библиотечной книгой по постструктурализму, за которую ни Тодд, ни Сьюки не желали нести ответственность, двумя пепельницами, листком с каким-то расписанием и электронным будильником с погасшим цифровым дисплеем.