Айн Рэнд - Мы живые

На шхуне было темно. Она не замечала фигуры человека, стоявшего на их пути, до тех пор, пока луч света карманного фонаря не осветил лицо Лео, скользнув по его плечу, на мгновение задержался на ней, а затем исчез. Она увидела черную бороду и сжатый в руке пистолет, который, однако, был опущен.

Лео пошарил в кармане и затем что-то передал бородатому.

– Еще за одного, – сказал он, – эта девушка едет со мной.

– У нас больше нет свободных кают.

– Ничего, поместимся в моей.

Они ступили на слегка покачивавшуюся палубу. Из темноты вынырнул еще кто-то и показал дверь в каюту. Лео помог Кире спуститься по трапу. В трюме горел свет и суетились тени; прямо на них молча смотрел человек с аккуратной бородкой и георгиевским крестом на груди; стоявшая в дверях женщина в полинявшем парчовом плаще с опаской смотрела на них, сжимая в дрожащих руках маленькую деревянную шкатулку.

Проводник открыл дверь и кивком пригласил их войти внутрь.

В каюте умещалась лишь одна кровать, оставляя узкий проход между некрашеными потрескавшимися стенами. В углу была приспособлена доска, служившая столом. Над столом висел закоптившийся фонарь, отбрасывавший желтую дрожащую полоску света. Пол тихо опускался и поднимался, словно дыша. Иллюминатор был плотно зашторен.

Лео закрыл дверь и сказал:

– Снимай пальто.

Она повиновалась. Он тоже разделся и бросил пальто и шапку на стол. На нем был толстый черный свитер, плотно облегавший плечи и руки. Первый раз они увидели друг друга без пальто. Кире казалось, что она совсем голая. Она немного отстранилась.

Каюта была такой тесной, что казалось, даже воздух, окружавший Киру, был частью Лео. Кира медленно присела на стол в углу.

Он посмотрел на ее тяжелые ботинки, слишком тяжелые для ее худенькой фигурки. Заметив его взгляд, она разулась и бросила ботинки в противоположный угол каюты.

Он сел на кровать. Она уселась на столе, пряча под ним ноги в толстых черных вязаных чулках, зябко сжав плечи и как-то подобравшись, словно стараясь спрятаться от холода. В полумраке светился белый треугольный воротничок ее блузки.

Лео сказал:

– Моя тетя в Берлине ненавидит меня, но она любила моего отца. Мой отец… он умер.

– Отряхни снег с ботинок, Лео, течет на пол.

– Если бы не ты, я бы уплыл три дня назад. Но я не мог этого сделать, не повидавшись с тобой. Поэтому я ждал сегодняшнего дня. Первая шхуна пропала. Их схватили, или они потерпели кораблекрушение – кто знает… Но до Германии они не добрались. Так что ты спасла мне жизнь – может быть.

Затем они услышали низкий рокот, борта заскрипели громче, огонек в закопченном фонаре задрожал. Лео вскочил, задул пламя, раздвинул шторы на иллюминаторе. Прижавшись друг к другу, они смотрели в маленькое круглое оконце, наблюдая за удаляющимся красным заревом города. Вскоре на линии горизонта осталось лишь несколько маленьких огоньков. Они медленно превращались в звездочки, потом в искорки, а затем исчезли вовсе. Она посмотрела на Лео. Глаза его расширились от возбуждения; она еще никогда не видела его таким. Он медленно, торжественно спросил:

– Знаешь ли ты, что мы покидаем?

Затем он крепко обнял ее, впился в ее губы своими, и ей показалось, будто она парит в воздухе, каждой мышцей чувствуя силу его тела. Она гладила его свитер, словно желая ощутить его тело руками.

Он отпустил ее, занавесил иллюминатор и зажег фонарь. Вспыхнуло голубое пламя спички. Он закурил, стоя в дверях и не глядя на нее.

Не говоря ни слова, не спрашивая ни о чем, она покорно присела у стола, не сводя с него глаз.

Он расплющил папиросу и, подойдя к ней, молча встал рядом, засунув руки в карманы. Лицо его не выражало ничего, кроме презрительной усмешки.

Глядя на него, она тихо поднялась. Она стояла смирно, словно его глаза держали ее на привязи.

– Раздевайся, – сказал он.

Молча, не сводя с него взгляда, она разделась.

Он стоял и смотрел на нее. Она не думала о моральных законах, по которым жило поколение ее родителей. Но на мгновение они все же напомнили о себе, когда она увидела свою юбку на полу; но в следующий момент она забыла обо всем, сожалея лишь, что на ней была не шелковая комбинация, а грубое хлопковое белье.

Она отстегнула одну бретельку бюстгальтера, которая упала ей на грудь. Она начала было отстегивать другую, когда он вдруг поднял ее. Ее тело прогнулось, волосы перекинулись через его руку, а его рот ласкал соски ее груди.

Они легли в кровать, он гладил ее спину между лопаток. Она услышала, как его свитер упал на пол. Ей показалось, будто теплая жидкость заструилась по ее ногам, когда он дотронулся до них. Волосы ее перекинулись через изголовье кровати. Приоткрыв рот, она тихонько замурлыкала.

Проснувшись, Кира увидела, что на одной ее груди лежит голова Лео, а на другую уставился какой-то матрос.

Она резким движением натянула на себя одеяло, и Лео проснулся. Они непонимающе переглянулись.

Было уже утро. Дверь была открыта, а на пороге стоял матрос; его широченные плечи не проходили в дверь, и он стоял на пороге, положив огромную лапу на засунутый за пояс маузер; под его кожаной курткой виднелась тельняшка, а рот скалился в широкой улыбке, обнажая два ряда крепких белых зубов; он немного пригнулся, потому что задевал головой за верхний край проема; на кепке виднелась красная пятиконечная звездочка.

Он усмехнулся: «Извините за беспокойство, граждане».

Кира не отрываясь смотрела на звездочку, которая так и стояла в ее глазах, и она, все еще не поняв, что произошло, словно ребенок, слабым голосом пробормотала:

– Пожалуйста, уйдите. Это наша первая… – Ее голос оборвался, когда смысл красной звездочки достиг ее сознания.

Матрос ухмыльнулся:

– Ну и время же вы выбрали, гражданочка, хуже некуда.

– Убирайся отсюда, дай нам одеться, – сказал Лео.

Его голос не был ни угрожающим, ни просящим; он произнес эту команду настолько уверенно и спокойно, что матрос повиновался, словно это был приказ капитана. Он вышел, закрыв за собой дверь.

Лео сказал:

– Лежи, я подам тебе вещи. Холодно.

Он слез с кровати, обнаженный, словно статуя, и такой же безразличный к наготе и, нагнувшись, взял ее вещи. Через щель в занавеси пробивался серый утренний свет.

Они молча оделись. От торопливых шагов вверху дрожал потолок. Где-то, словно раненый зверь, завывая, рыдала женщина. Когда они оделись, Лео сказал:

– Все в порядке, Кира, ничего не бойся.

Он был так спокоен, что на мгновение она обрадовалась этой катастрофе за то, что она позволила ей увидеть его таким. На миг их глаза встретились, скрепляя взглядом все, что им довелось пережить вместе.

Он распахнул дверь. Матрос ждал снаружи. Лео сказал спокойно: