Айн Рэнд - Мы живые

– Конечно, конечно, – сказала хозяйка дома. – Я сдам вам комнату на ночь. Но сначала вам нужно получить у управдома справку о прописке в городе и разрешение из отделения милиции. Еще вы должны принести свои трудовые книжки, чтобы я зарегистрировала их в нашем сельсовете, получила разрешение оставить вас как проезжих и заплатила налог; тогда вы можете спокойно переночевать здесь.

Эту ночь они провели в городе.

Галина Петровна, наконец-то набравшись решимости, устроилась на работу. Она преподавала шитье в школе для детей рабочих. Ей приходилось трястись в пыльном трамвае через весь город, чтобы добраться до рабочей окраины; она смотрела на маленькие перепачканные руки, кроящие рубашки и передники или вышивающие что-то на знаменах; она рассказывала о важности обучения шитью и о мудрой политике советского правительства в области образования.

Александр Дмитриевич бо́льшую часть дня спал. Во время же бодрствования он раскладывал пасьянсы на гладильной доске в кухне или заботливо готовил из крахмала и сахарина молоко для кота по имени Плутарх, которого он подобрал на свалке.

Когда Кира и Лео приходили навестить их, им не о чем было говорить. Галина Петровна быстро и суетливо щебетала об образовании масс и о священном долге интеллигенции служить своим менее просвещенным братьям. Лидия рассуждала о духовном. Александр Дмитриевич молчал. Галина Петровна уже давно оставила свои намеки на брак Киры. Лидия заметно оживлялась, когда Лео заговаривал с ней; смущенная и взволнованная, она вспыхивала.

Кира навещала их потому, что Александр Дмитриевич смотрел на нее с тенью улыбки на лице, словно если бы не стена тумана, внезапно выросшая между ним и действительностью, он был бы рад видеть дочь.

Сидя на подоконнике, Кира смотрела, как по тротуару шлепали капли первого осеннего дождя. В чернильно-темных лужах появлялись пузырьки, окруженные колечками. Несколько мгновений они плыли по луже, а затем неизбежно лопались, словно маленькие вулканчики. Дождь монотонно барабанил по тротуару; его звук походил на отдаленный рокот мотора; среди однообразного шума выделялась одна струйка, словно где-то поблизости тек кран.

Внизу по улице двигалась одинокая фигура прохожего. Он шел сгорбившись; воротник старого пальто был поднят, руки засунуты глубоко в карманы, локти прижаты к бокам. Слегка покачиваясь, словно привидение, он удалялся – в город мокрых, блестящих под пеленой мелкого дождя крыш.

Кира не включала свет. Лео нашел ее сидящей на подоконнике в полной темноте. Он прижался к ней щекой и спросил:

– В чем дело?

– Ни в чем, – мягко ответила она, – просто скоро зима… и Новый год.

– Ты ведь не боишься? А, Кира? До сих пор мы продержались.

– Нет, – ответила она, – не боюсь.

Новый год начался с прихода управдома.

– Значит так, гражданин Коваленский, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу, теребя в руках шапку и избегая взгляда Лео. – По жилищному законодательству вы не имеете права проживать вдвоем в трех комнатах, когда имеется нехватка жилья. А жилья в городе не хватает, и людям негде жить. Из жилотдела ко мне прислали жильца с ордером на комнату. И я обязан ему, образцовому пролетарию, это жилье предоставить. Я поселяю его в вашей столовой, а вам останутся две другие комнаты. Не то сейчас время, чтоб жить в семи комнатах, как некоторые привыкли.

Новым жильцом был робкий, маленький пожилой человечек, который заикался, носил очки и работал бухгалтером на обувной фабрике «Красный скороход». Он уходил рано утром и возвращался домой лишь поздно вечером. Он готовил себе на своем примусе, и к нему никогда никто не приходил.

– Я вам нисколько не помешаю, гражданка Аргунова, – сказал он при первом появлении в квартире, – нисколько. Вот только ванная… Если вы разрешите мне раз в месяц помыться… буду премного благодарен. Что же до других удобств, то они, пардон, имеются во дворе. Я вас не побеспокою.

Кира и Лео переставили мебель, что была в столовой, в свои оставшиеся комнаты и заколотили дверь. Когда Кира готовила в гостиной, то просила Лео оставаться в спальне.

– Для нашего самосохранения, – объяснила она ему.

Андрей все лето находился в деревнях Поволжья по заданию партии.

В первый же день нового семестра он встретился с Кирой в институте. Он еще больше загорел; морщинки вокруг уголков рта напоминали то ли рану, то ли шрам, а скорее и то и другое.

– Кира, я знал, что буду рад вновь увидеть тебя, но не подозревал, что буду так… счастлив.

– У тебя было трудное лето, правда, Андрей? – спросила она.

– Спасибо тебе за письма, они помогали мне не падать духом.

Она посмотрела на твердую линию его сжатых губ.

– Что они сделали с тобой?

– Кто? – Но он понимал, что она знает.

Смотря куда-то мимо нее, он ответил:

– Ну, наверное, все это знают. Деревни остаются темным пятном на нашем будущем. Они еще не покорены, еще не с нами. Они повесили на сельсоветы красные флаги, а за пазухой прячут ножи. Они кланяются и кивают головами, посмеиваясь в бороды. Они вешают портреты Ленина на амбаре, в котором прячут от нас зерно. Ты читала в газетах о трех коммунистах, сожженных заживо в клубе? Я примчался туда на следующий день.

– Андрей! Надеюсь, ты поймал их?

– Кира! И ты так говоришь о борцах против коммунизма?!

– Но… Ведь они могли сделать то же с тобой .

– Ну, со мной, как видишь, ничего не случилось. Не пугайся этого шрама на шее: случайно зацепило. Этот дурак не умел как следует обращаться с оружием и не очень хорошо прицелился.

В кабинете начальника Госиздата висело пять портретов: по одному – Маркса, Троцкого, Зиновьева и два – Ленина. На столе стояли два небольших гипсовых бюста: Ленина и Карла Маркса. Начальник носил крестьянскую рубаху-косоворотку, сшитую из дорогого черного сатина.

Он взглянул на свои ухоженные ногти, затем на Лео.

– Уверен, товарищ Коваленский, что вы, как и все, с радостью примете участие в нашей культурной революции.

– Что вам нужно от меня? – спросил Лео.

– Нам доверили культшефство над одним из подразделений Балтфлота. Вы понимаете, что я имею в виду? В соответствии с мудрой, блестящей политикой партии по распространению образования и пролетарской культуры мы с гордостью стали культшефом менее образованных братьев, как и все подобные нам учреждения. Значит, теперь мы отвечаем за культурное развитие наших храбрых балтийских матросов. Это будет нашим скромным вкладом в становление новой цивилизации, нового правящего класса.

– Прекрасно, – сказал Лео, – и что я должен делать?

– Думаю, это очевидно, товарищ Коваленский. Мы должны организовать вечернюю школу для наших подшефных. С вашим-то знанием языков… Я планирую два раза в неделю проводить уроки немецкого, все-таки Германия – краеугольный камень нашей будущей дипломатии и следующий этап в мировой революции. Ну и один раз – урок английского. Естественно, работа будет бесплатной, ведь это – наша собственная инициатива, наш дар стране.