Александр Дюма - ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. IV том

Удостоверившись, что бригадир без сознания, Бруно перенес его с помощью Али в повозку, которую тот только что конвоировал, и, посадив мальчика на козлы, велел ему везти пленника в их крепость. Затем Паскаль подошел к раненой лошади, отвязал крепленные к седлу карабин и сумку, вынул из нее свернутые бумаги, свистнул возвратившихся собак (у некоторых из них после драки все еще кровоточили раны) и последовал за повозкой с добычей.

Оказавшись во дворе своей крепости, Бруно запер ворота, взвалил на себя бесчувственное тело бригадира и отнес его в свою комнату. Он сбросил его на матрас, на котором сам имел обыкновение спать совершенно одетым, и, поставив по небрежности или по рассеянности карабин бригадира в угол, вышел из комнаты.

Минут через пять после этого пленник открыл глаза, осмотрелся кругом и, совершенно не узнавая места, решил, что ему все это снится. Он стал ощупывать себя, но тут его пронзила страшная головная боль. Он дотронулся до лба, увидел на руках кровь и понял, что ранен. И тут вдруг в голове что-то смутно начало проясняться: его остановил на дороге какой-то человек, он был совсем один… жандармы, предатели, бежали… он в кого-то прицелился… лошадь упала… И тут провал. Что было после, он не помнил.

Бригадир был отважным человеком. Он чувствовал, какая на нем лежала ответственность, его сердце сжалось от бессильной злобы и стыда. Пленник вновь огляделся, силясь отгадать, где же он, но все окружающее по-прежнему было ему совершенно незнакомо. Бригадир встал и выглянул в окно: кругом расстилались поля. Тогда в его голове внезапно родилась мысль о побеге: он решил выпрыгнуть в это окно, убежать, собрать людей и вернуться сюда, чтобы отомстить за перенесенное унижение. Бригадир уже открыл было окно, намереваясь привести это намерение в исполнение, как вдруг, обернувшись, чтобы в последний раз осмотреть комнату, увидел свой карабин. Он стоял, прислонившись к стене, почти у самого изголовья матраса. Сердце бригадира забилось сильнее, он уже больше не думал о бегстве, у него появилась другая надежда. Посмотрев, не следит ли кто за ним, он быстро схватил карабин, надеясь с его помощью спастись иначе. Этот способ, правда, был более рискованным, но зато ускорял возможность мести. Бригадир, проверяя, есть ли в карабине порох, пропустил в дуло шомпол и, убедившись, что карабин заряжен, поставил его на прежнее место. Затем снова лег на матрас и сделал вид, будто и не приходил в себя. Едва бригадир успел лечь, как вошел Бруно.

Он принес горящую сосновую ветку и бросил ее в камин; дрова, уже лежавшие там, запылали. Затем Паскаль подошел к шкафу, висевшему на стене, достал оттуда две тарелки, два стакана, две фляжки с вином и зажаренный бараний окорок. Бруно поставил все это на стол и, по-видимому, стал ждать пробуждения бригадира, чтобы предложить ему этот импровизированный ужин.

Как уже говорилось ранее, комната, в которой они находились, была длинной и узкой с окном в одном углу и с единственной дверью в другом. Между окном и дверью находился камин. Бригадир, ныне уже жандармский капитан в Мессине (он сам поделился с нами этими подробностями), лежал возле окна, Бруно стоял у камина и, будто бы глубоко задумавшись, смотрел на дверь.

Бригадир только этого и ждал: час настал — надо было рискнуть и поставить на карту все. Он приподнялся на левой руке и, не спуская глаз с Бруно, медленно протянул руку к карабину и взял его. На несколько секунд бригадир затаил дыхание и не смел пошевельнуться, опасаясь, что Бруно услышит биение его сердца, но тот был, по-видимому, слишком рассеян, чтобы что-нибудь заметить. Наконец, уверившись в том, что бандит ни о чем не подозревает, мститель осмелел, встал на одно колено, кинул быстрый взгляд на окно (последний шанс на спасение) и хладнокровно прицелился в Бруно, ни на миг не забывая о том, как много зависит от этого выстрела. В следующую секунду раздался громкий хлопок.

Бруно медленно присел, подобрал что-то с пола и, разглядывая на свету поднятый предмет, обратился к ошеломленному бригадиру:

— В следующий раз, когда решитесь стрелять в меня, дружище, берите серебряные пули, а не то, смотрите, они сплющатся, как вот эта. А в общем я рад, что вы очнулись, так как я уже изрядно проголодался. Давайте ужинать.

Бригадир так и застыл на месте, раскрыв рот от удивления. На лбу его проступил холодный пот. В следующий момент дверь открылась, и Али с ятаганом в руках ворвался в комнату.

— Ничего, ничего, мой мальчик, — успокоил его Бруно на франкском наречии, — бригадир только разрядил свой карабин, и больше ничего. Ложись спокойно спать и не бойся за меня.

Али вышел из комнаты, не сказав ни слова, и улегся у двери на шкуре пантеры, служившей ему постелью.

— Ну что же, — продолжал Бруно, вновь обращаясь к бригадиру и наливая вино в два стакана, — разве вы не слышали, что я сказал?

— Слышал, — ответил бригадир, вставая, — и раз я не смог вас убить, то, будь вы хоть сам черт, я с вами выпью.

Сказав это, он решительно подошел к столу, чокнулся с Бруно и осушил стакан одним духом.

— Как вас зовут? — спросил Бруно.

— Паоло Томмази, жандармский бригадир, к вашим услугам.

— Вот что, Паоло Томмази, — произнес Бруно, положив ему руку на плечо, — вы храбрый человек, и я хочу вам кое-что пообещать. Я постараюсь устроить так, чтобы вся награда за мою голову целиком досталась вам.

— Хорошая мысль, — ответил бригадир.

— Да, но она еще не совсем созрела, — сказал Бруно, — пока я еще хочу жить, потому сядем и поужинаем, а после поговорим.

— Могу я перекреститься перед ужином?

— Вполне! — ответил Бруно.

— Я думал, что, может быть, стесню вас этим.

— Нисколько.

Бригадир перекрестился, сел за стол и бросился на бараний окорок. При этом у него был вид человека, совесть которого может быть вполне спокойна, ведь он знал, что в трудную минуту исполнит все, что только положено сделать солдату. Бруно не уступал ему; и, глядя на этих двоих, евших и пивших за одним столом, никто не сказал бы, что еще час тому назад каждый из них сделал бы все, чтобы убить другого.

Некоторое время оба молчали, отчасти потому, что не хотели отвлекаться от важного дела, отчасти потому, что мысли их были заняты друг другом. Паоло Томмази первым прервал молчание и все-таки высказал свое беспокойство.

— Друг, — произнес он, — вы отлично угощаете, это правда, и у вас хорошее вино, и вообще, вы очень радушный хозяин, но мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, когда выберусь отсюда.

— Да завтра, я полагаю.

— Вы не оставите меня у себя в плену?

— В плену? А на кой черт вы мне сдались?

— Гм! — сказал бригадир. — Недурно. Но, — продолжал он с видимым смущением, — это еще не все.