Горан Петрович - Поймай падающую звезду

Весть об этом страшном море ударила мне в голову с такой силой, что не только чуть не разнесла своды черепа, но и едва не разорвала в клочья сам мозг. Прямо в зрачки врезалась эта суровая новость, когда я включил телевизор, чтобы посмотреть утренние новости. Мне показалось, что эта картина на моих глазах тысячекратно умножается под испуганными взглядами людей, которые пытаются спрятать детей, чтобы те не увидели жестокие кадры, на которых баграми достают из воды мертвых лебедей и бросают их в лодки. Толпы перепуганных людей, словно призраки, топтались на берегу. Какие-то рыдающие женщины бросали в озеро цветы. Какой мучительный мор, какой лукавый трюк смерти, какая бессмысленная расправа, думал я. Кто же это сотворил, какая злая сила, какой бессовестный случай? Я выбежал из дома и направился к озеру.

Хотя весна уже давно обозначилась своими ранними зорями, город в то утро, шестого марта, проснулся укутанным в туман, словно в какую-то липкую, темную паутину. Я несся вниз по улице, испуганный ужасным известием. Казалось, я очутился в незнакомой мрачной пустыне. Как будто по этому кварталу Копенгагена только что пронесся зловещий черный ветер, какая-то омерзительная гроза, оставившая на лицах людей серые следы и смятение в их испуганных взглядах. Все вокруг казалось мне искаженным и смятым — дома, машины, деревья и прохожие, да-да, и прохожие, они — в первую очередь. Смотришь вокруг и не знаешь, как удержаться на ногах, потому что и ухватиться-то не за что. Кажется, всё вокруг утратило равновесие и качается, сгибается, колышется. Люди бредут, будто забыли дорогу, потеряли цель, и толкутся, как попало, в охватившей их панике. Кто-то тащится еле-еле, кто-то, напротив, шустро и нервно несется куда-то, и они то и дело налетают друг на друга в этой неразберихе. Многие, вроде меня, обеспокоенно мчались по направлению к озеру, сталкиваясь с теми, кто уже возвращался оттуда. Все это происходило в зловещей, угрожающей тишине. Не было слышно ни обычного утреннего шума, ни голосов, ни даже тихих разговоров — только на лицах людей то и дело возникали странные судорожные гримасы.

Кто убьет лебедя, тот умрет, кто убьет лебедя, тот умрет, повторял я вполголоса и отворачивался, чтобы не смотреть, как подбирают из воды последних мертвых птиц. На мгновение серая пелена затянула глаза, и мне показалось, что я ослеп. И представшая тогда передо мной картина навсегда осталась связанной в сознании с внезапно наступившей слепотой. Навсегда остались в сознании гибкие изломанные шеи, лежащие на воде, как срубленные тонкие березки. И поникшие птичьи крылья, беспомощно свисающие, как сломанные руки в широких рукавах, с которых стекала вода, когда люди механически бросали в лодки тела прекрасных, навеки уснувших птиц. Меня и теперь не оставляет эта картина, не могу забыть ее, она неотвязно преследует меня, не дает покоя. Куда ни гляну, всюду вижу их, и не могу я сбежать от этой картины, как бежал я из страны и города, в котором родился и вырос.

Все это я несколько раз путано излагал устно, а потом предъявлял разным учреждениям в письменной форме в качестве обоснования намерения начать самостоятельное расследование. Сначала в полицию, потом служащим разных отделений Ветеринарного управления, городской Орнитологической станции, Управления водного хозяйства, Службы охраны городских парков и, естественно, Отдела по обслуживанию озера. Я надеялся, что моя искренняя, интимная исповедь станет достаточным обоснованием для расследования, но я ошибся. Не нужно оно было ни соответствующим муниципальным службам, ни хранителям озера, ни множеству других учреждений, которые были так необходимы мне для сбора документов и сведений, к чему я и приступил. Нет, никто не мешал моему расследованию, разве что я чувствовал, что его результаты вряд ли кто-то воспримет всерьез. Откуда я это знаю? Да по тем улыбкам было видно, я уже говорил вам.

Пусть их смеются, я продолжаю. Не понимаю, неужто так смешно то, что я хочу точно узнать причину гибели лебедей. И чтобы оскал сошел с этих лиц. И в самом деле, просто невероятно. Я предоставляю им собранные данные о том, чем посетители парка чаще всего кормили птиц, а также адреса магазинов, в которых покупали этот корм. А в ответ ничего, только этот глупый смешок.

Я передал им список из тридцати четырех лиц, которые пятого марта после обеда и вечером, накануне трагедии, гуляли у озера, семеро из них признались, что кормили лебедей, точнее, двое не лично, а их дети. Они приняли бумаги — и опять только смешки.

Я принес им свою запись доверительной беседы со сторожем, который первым увидел мертвые тела. Передал и его готовность выступить свидетелем. Мы рассмотрим, спасибо, и опять ухмылка.

Передаю отпечатанные в цвете копии своих фотоальбомов, отдельно портрет каждой птицы, отметив их, погибших, и на групповых, панорамных портретах. Я считал, что это пригодится и Орнитологической службе, и следственным органам полиции.

Взяли, спасибо, и опять ухмылочка.

Ладно, ничего, продолжу в одиночку, что делать.

Душан Барачки, технолог, специалист по альтернативным источникам энергии, каждый раз погружается в исключительно тяжкие для него воспоминания о том печальном дне, когда, как он сам утверждает, его доверие к действительности опасно поколебалось. И сдавленный голос лучше всего свидетельствует об этом. На самом деле его глубоко оскорбляет, как он говорит, то, что он оказался в полной изоляции, пытаясь выяснить причины опасного преступления. Вместо того, чтобы получить всестороннюю поддержку своего начинания, он вынужден постоянно оправдываться и чуть ли не извиняться за то, что каждые выходные, каждый свободный день и свободный час проводит, собирая и систематизируя данные о причинах мора, уничтожившего лебедей. И в этом он, как утверждает, довольно далеко продвинулся.

Я доставил им образцы зерен и другого птичьего корма из всех специализированных магазинов города, вместе со сведениями о продажах за первую неделю марта.

Все в порядке, улыбочка.

Вместе с несколькими подписантами петиции я сумел добиться проведения анализа воды, которая через фильтры отводится в озеро из городской больницы. Я предъявил им результаты!

Опять улыбочка, будто я принес им конфеты и поздравления с днем рождения.

А я работал над этим два месяца, столько мук претерпел, пока добился результатов. Я передал им имена людей, которые параноидально зациклились на птицах и проходят курс лечения в двух психоневрологических учреждениях. Таковых оказалось трое или четверо, но двое из них пятого марта после обеда выходили в город без сопровождения.

Что скажете, каковы данные? А соответствующие официальные лица хоть бы что, опять только улыбочки.