Кертапати Рукиах - Письмо с гор

Засыпая, Сити часто вспоминала Слова мужа: «Нужно идти на жертвы». Но я уже потеряла отца, разве этого мало? Нет, я больше не хочу. Я не хочу, чтобы ты, Хашим, стал солдатом, чтобы ты убивал людей.

Сити готовилась стать матерью.

— Шим, — как-то сказала она, — я разрешу тебе поступить в училище после того, как у нас родится ребенок.

Хашим широко улыбнулся и нежно погладил жену по волосам. В тот вечер он читал до двух часов ночи. Он готовился теперь поступать в военное училище.

«Во имя светлого будущего» — как часто он повторял это! Но Сити, однако, больше задумывалась над тем, что происходит сегодня. Люди стали какие-то угрюмые, молчаливые, их ничто не трогает, горе ли, радость ли — им все безразлично. Хашим говорил, что у их страны прекрасное будущее, но сейчас Индонезия как будто приготовилась к смерти. И еще Хашим все время говорит: «Нужно идти на жертвы».

Сити так долго думала надо всем этим, что у нее даже голова заболела.

А раньше, в деревне, когда Сити занималась шитьем, а отец выращивал свои овощи на огороде, их как будто занавес отделял от всего, что происходило в стране. Ни она, ни ее отец никогда не думали о политике.

Сити потеряла отца, но теперь рядом с ней был другой человек — Хашим, и она снова чувствовала себя ребенком, который только начал знакомиться с миром. Она как будто впервые взглянула на мир. Как много ей еще предстоит увидеть, понять, пережить. Она увидит, как распускаются, цветут и увядают цветы; как появляются на деревьях листочки и как они потом желтеют и опадают; она увидит величественные, красивые здания и убогие, полуразвалившиеся хижины, она узнает и простых людей и великих государственных деятелей.

Жизнь менялась прямо на ее глазах. Раньше все было тихо, спокойно, как в каком-то полусне, потом наступило пробуждение. И вот наконец все пришло в движение, начались такие события, что даже человеческая жизнь потеряла всякую цену. С помощью Хашима она могла теперь реально оценивать события, и она видела, как тяжело сейчас приходится людям. Сити понимала, что муж из сил выбивается, стремясь хоть немного облегчить участь людей, спасти их от голода. Ей было очень жалко мужа, и однажды она сказала ему:

— Шим, ведь таких, как ты, единицы, разве вы можете спасти всех, всю страну? Пусть люди сами ищут выход, бог поможет им.

Хашим нахмурился.

— Ти, немногие сейчас верят в бога. Есть даже такие, которые не только наступят на горло своему ближнему, но с удовольствием растопчут миллионы людей. Они уже сами себе богами кажутся. Ты посмотри, что делается у нас в стране, — все стало вверх дном. А бог твой смотрит на все это сверху и молчит. Ти, только мы, передовые люди, можем и должны восстановить справедливость.

Хашим теперь редко смеялся, становился все молчаливее. Он много читал. Его, видно, мучило что-то, и он старался отвлечься. Сити вечерами сидела рядом с ним и шила распашонки для будущего ребенка.

Как раз за неделю до провозглашения республики она родила девочку с маленькими пухлыми губками и таким же, как у Хашима, высоким лбом.

В этот день Хашим был снова весел, Сити устало улыбалась, а мамаша Сити даже всплакнула от радости. У всех у них как будто что-то отлегло от сердца, родилась новая любовь, любовь к этому крошечному человечку, лежащему на матраце.

А через неделю наступил исторический день — день провозглашения независимости. Все радовались. И больше всех Хашим. В этот день он вернулся домой поздно ночью.

— Ти, сегодня свершилось то, о чем мы мечтали, — сказал он.

Сити посмотрела на мужа. На его глазах блестели слезы радости, они как бы смыли следы всех невзгод, которые пришлось пережить Сити и ее мужу за последнее время. Сити взяла на руки дочь и сказала:

— Шим, помнишь наш разговор? Видно, бог не забыл нас, и вот мы снова свободные люди.

Хашим стал опять жизнерадостным, общительным. В их доме опять было много друзей. А вечерами они с Сити, как в прежние времена, подолгу беседовали.

Прошло еще немного времени, и Хашим вступил в армию и был назначен командиром. Он стал хорошим, настоящим воином. И дело не в том, что он всегда был опрятно одет, коротко пострижен и лицо его светилось радостью, — это был сознательный боец новой армии.

— Теперь я могу тебя отпустить, теперь у меня есть Хасти, — говорила с улыбкой Сити, когда Хашим, отправляясь на учения, целовал дочь и гладил жену по волосам.

Прошло два года, и в жизни Сити опять начались перемены.

— Ти, — сказал Хашим однажды утром, — возможно, сегодня я не вернусь домой. Но ты не беспокойся за меня. Помнишь, мы с тобой говорили: «Нужно идти на жертвы». Он поцеловал Хасти, погладил Сити по волосам и вышел.

Матушка Сити очень расстроилась, когда узнала, что Хашим уходит. Сити старалась успокоить мать, хотя сама очень тревожилась за мужа.

А через неделю в город пришли голландские солдаты. От Хашима не было никаких известий. Так они и жили втроем: Сити, мать и Хасти. Кругом — страдания, кровь, слезы. Первое время Сити просто места себе не находила. Но она все-таки сумела взять себя в руки. «Ничего, — повторяла она, — все будет хорошо, ведь без жертв нельзя».

Проходили месяцы, а Хашим все не появлялся, и однажды Сити сказала матери: «Мама, нам надо как-то зарабатывать на жизнь. Давай я снова займусь шитьем, как раньше».

Мать молча согласилась.

«Тяжело ей будет, — думала она. — И почему люди не могут жить спокойно и тихо? Вот хотя бы Хашим, где он теперь? Наверное, ушел в горы вместе со своими друзьями?.. И зачем им мучить себя? Оставались бы здесь и жили бы не хуже, чем раньше. Да, все в мире перевернулось, ничего не поймешь».

Но дочери она об этом не говорила — Сити стала в последнее время такой раздражительной, сердилась по пустякам. Иногда вдруг нахмурится, как, бывало, отец, голос дрожит, сама чуть не плачет. «Да вы, старики, ничего не понимаете!» Потом еще что-то говорит и все время повторяет слова «жертва», «принести в жертву». В такие минуты мамаша Сити обычно молчала. Слово «жертва», которое она так часто слышала от Хашима и его друзей, было ей непонятно. Правда, деревенский священнослужитель в проповедях тоже говорил о какой-то жертве, он рассказывал, как пророк Ибрагим хотел убить сына, чтобы принести его в жертву богу. Но почему это слово так часто повторяют Хашим и Сити, она не понимала.

По вечерам, за шитьем, Сити вспоминала Хашима.

«А ведь он не знает, что я снова стала шить», — думала она и смотрела на Хасти. Девочка улыбалась во сне.

«Бедняжка, — вздыхала она, — как долго ты не видела отца».

Но вот в городе стали говорить, что возвращается армия [16] По условиям Ренвильского соглашения (январь 1948 г.) ряд районов Индонезийской республики передавался голландцам. Правительство Индонезийской республики отводило свои войска с этих территорий в Джокьякарту. . Даже в газете было напечатано. Сити сначала обрадовалась, но скоро стала тревожиться: «А вдруг Хашим не вернется? Где он теперь?»