Кертапати Рукиах - Письмо с гор

Я слушала его и думала: «В нашем движении он, как видно, участвовать не собирается».

Долгое время я старалась не видеться с Тутангом. Меня раздражало, что этот человек думает только о своей учебе, о своих книгах. И переубедить его я была бессильна. Этот человек просто боялся жизни, боялся оторваться от своих книжных догм. Многие его суждения, его манера говорить, тщательно подбирая слова, даже щепетильность в одежде — все это как будто было взято из учебников.

Иногда он напоминал мне школьника, который хочет, чтобы учитель всегда и во всем был им доволен.

Как-то вечером мы прогуливались с Ирваном вдвоем, и я поделилась с ним своими мыслями о Тутанге. Ирван не соглашался со мной.

— Ати, я тебе сколько раз говорил, не вмешивайся ты в это дело, пусть его учится. Я знаю Тутанга не первый год, мы с ним еще в начальную школу вместе ходили. С самого первого класса он только и жил книгами, а то, что происходило вне школы, его как будто не касалось, никакие события его не трогали. Да, он изучает действительность по книгам. Он как-то сказал, что в книгах можно найти ответ на все вопросы жизни. Он не хочет активно действовать, но у него есть благородные устремления, однако человеку, который недостаточно хорошо его знает, трудно понять это. Жаль, конечно, что сейчас он с головой ушел в свою учебу и ничего не видит вокруг себя. Он не понимает, как необходимо сейчас воспитывать в народе чувство национального самосознания. Но не думай, что ему самому чуждо это чувство. Своей нацией он гордится, может быть, не меньше, чем я. Но только действовать он пока не хочет — ждет, когда закончит институт. У многих его поведение вызывает насмешки, у многих, но не у меня.

— Да, но что же будет с Индонезией, если все индонезийцы вздумают вести себя так, как Тутанг! — возражала я. — Какие могут быть высокие стремления у человека, который только и делает, что сидит и ждет свидетельства об окончании института, а когда этот институт откроется — еще неизвестно! Он только попусту тратит время.

— Ати, ты говоришь так, потому что плохо его знаешь. Я не могу с тобой согласиться. Вспомни, всегда, в любую эпоху, были люди, которые искали бога. Но ведь еще никто не доказал, что бог действительно существует. И эти люди, которые искали бога, но не могли убедиться в его существовании, всегда ощущали какую-то неопределенность. Однако неопределенность их не пугала, потому что в самих поисках они и находили смысл жизни. На них не действовали никакие доводы о бесполезности, о бессмысленности поисков. Вот так и Тутанг. На него не действуют никакие доводы. Он не хочет говорить о своих идеалах, о своих целях, пока не закончит институт. Он, очевидно, не уверен, осуществятся ли его мечты. Но эта неопределенность ему нравится. Если он отказывается сейчас примкнуть к нашей организации, не нужно его принуждать. Наоборот, мы должны радоваться, что среди нас есть человек, который так горячо предан своим идеалам.

— Да, но он же ничего не делает, только выжидает. И если это ожидание будет слишком долгим, не превратится ли он в живой труп?

— Этого не случится хотя бы потому, что мозг его постоянно работает. Ведь ты же видишь, сколько Тутанг читает. И я тебе давно говорю: «Познакомься с ним поближе». Тебе это будет и интересно и полезно. Ведь работа в нашей организации тяжелая, и я знаю, многое ты делаешь только из любви ко мне. Встречайся чаще с Тутангом, я ничего не имею против. Если ты все время будешь только с нами, о чем ты сможешь писать? О войне, о ее ужасах? А мне хочется, чтобы ты писала о цветах жасмина, а не о солдатах, погибших на острове Таракан. Ведь ты понимаешь меня, Ати, правда?

Мы уже подходили к дому, слабо освещенному луной. Ирван открыл калитку.

После этого разговора я стала чаще заходить к Тутангу. Я уже прочитала многие его книжки. А раньше я думала, что он читает только учебники по праву. Иногда мы часами беседовали с ним о книгах, о людях, о душе, о настоящей жизни, о страсти, о любви. Моя неприязнь к Тутангу исчезла, он уже не казался мне скучным, книжным человеком. Я много работала. Я старалась писать свободно, не подстраиваясь ни под кого.

Конечно, не все мои статьи проходили благополучно через руки японского цензора, многие мне возвращали обратно, и я хранила их у себя. Я старалась писать больше и лучше и почти забросила остальную работу. Ирвану теперь во многом помогали другие, а я только правила его речи.

Мои частые встречи с Тутангом не повлияли на наши отношения с Ирваном, ведь я делала то, чего он сам хотел.

У Тутанга было мало друзей. Его раздражали шумные споры и громкий смех; особенно он не любил, когда нарочито громко смеялись женщины. Он часто высмеивал девушек, которые вместе со мной приходили к Ирвану.

— С этой большеротой, длинноносой Диджах я познакомился еще в Джакарте, — сказал он однажды, — но она ведь никого узнавать не хочет. Такая стала важная, к ней прямо не подступиться. А уж как она возгордилась, когда ее назначили учительницей в школе домоводства, да еще поручили выступить с речью о моральном облике молодой девушки. Эта Диджах — хорошая актриса. Красивые слова о борьбе, о морали для нее только маска. Если бы она попробовала выступить с такой речью перед своими товарищами в Джакарте, ее бы просто освистали. Там ее все хорошо знают. Ведь она сама была беременна, но убила своего ребенка еще во чреве. А теперь выступает здесь в роли защитницы нравственности, девичьей чести, сует во все свой длинный нос… Не нос, а стручок бакунга [17] Декоративное растение. !

Я улыбнулась и возразила:

— Но в том, что случилось с Диджах, нельзя обвинять только ее одну.

— Конечно, мужчина тоже виноват, но ведь многое тут зависит и от женщины.

— Но женщина слаба.

— А разве нельзя побороть свою слабость? К тому же сейчас мы говорим не о силе мужчины и слабости женщины, а о поведении Диджах. Такие, как она, это делают не из женской слабости, а просто по легкомыслию.

Ты присмотрись к ней внимательней. К подругам своим она относится свысока, считает, что они недостаточно образованны. А многих людей она и вовсе не замечает. Трещит на всех перекрестках, что знает иностранный язык и что водит знакомство только с людьми высшего круга. А тех девушек, которые умнее, способнее ее, она просто ненавидит и всячески старается очернить их. Вот какая она на самом деле.

Я снова улыбнулась. Я теперь знала Тутанга намного лучше, и меня уже не удивляла резкость его суждений. Диджах была так вульгарна и так неискренна, а к таким людям он был непримирим. Я знала также, откуда ему известны эти подробности из жизни Диджах. Он когда-то дружил с ее сестрой Анной, она работает теперь в Сукабуми.