Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– То есть поздно приходить в должность? О нет, ни под каким видом.

– Совсем не то, – оставаться здесь до поздней поры. Часов до шести, до семи, если понадобится, прикладывать свое плечо к колесу, когда телега завязнет в грязи. Вот это-то я и делал всю свою жизнь. Они знали очень хорошо, что я за человек. Они всегда назначали мне тяжелые дороги. Если бы в гражданской службе платили по часам, то мне кажется, я получал бы в ней больше всякого другого человека. Если вы займете вакантное кресло в соседней комнате, вы увидите, что это не шуточное дело. Я должен объявить вам это по совести.

– Я могу трудиться, как и всякий другой, – отвечал Имс.

– Прекрасно, прекрасно. Не оставляйте этого правила, и я не оставлю вас. Для меня будет большое удовольствие иметь своим сотрудником друга моего старого друга Дегеста. Вы скажите ему это. Теперь вы можете сейчас надеть на себя сбрую. Не забудьте, я человек аккуратный, весьма аккуратный, и потому вы тоже должны быть аккуратны.

Сэр Рэфль после этих слов сделал вид, как будто ему желательно было, чтобы его оставили.

– Сэр Рэфль, – сказал Джонни, – я хочу просить у вас одной милости.

– Какой же именно?

– О Пасхе мне необходимо отлучиться недели на две или на три. Мне нужно уехать отсюда дней через десять.

– Отлучиться на три недели о Пасхе, когда только что начнутся парламентские работы! Для частного секретаря это невозможно.

– Но мне, сэр Рэфль, до крайности необходимо.

– И не говорите, Имс, невозможно и невозможно.

– Для меня это вопрос жизни и смерти.

– Вопрос жизни и смерти! Что же у вас за дело?

При всем своем величии и политическом значении, сэр Рэфль входил в положение маленьких людей.

– Пока я ничего не могу сказать, я еще сам не уверен.

– В таком случае нечего и говорить о пустяках. Мне никакой не представляется возможности уволить своего секретаря в это время. Не могу, решительно не могу. Самая служба того не позволяет. Вам не полагается отпуска в эту пору года. Частные секретари обыкновенно увольняются в отпуск осенью.

– Я буду просить об отпуске и осенью, но…

– Нельзя и думать, мистер Имс, положительно нельзя.

Джонни Имс подумал при этом, что в такой крайности ему приходится выстрелить из большой пушки. Он не любил стрелять из этого орудия, но бывают случаи, говорил он про себя, когда действие большим орудием оказывается необходимым.

– Сегодня поутру я получил письмо от лорда Дегеста, в котором он убедительно просит меня приехать на Пасху, не для гулянья, но по делу, – прибавил Джонни. – Если встретится какое-нибудь затруднение, он должен будет писать к вам.

– Писать ко мне, – сказал сэр Рэфль, который не любил, чтобы в управлении обращались с ним фамильярно, хотя бы это было со стороны графа.

– Само собою разумеется, я не стану просить его об этом. Но, сэр Рэфль, если бы я остался на прежнем месте, – и Джонни кивнул головой на большую комнату, из которой пришел, – я бы имел полное право на отпуск в апреле месяце. А так как это дело весьма важно и для меня и для графа…

– В чем же оно заключается? – спросил сэр Рэфль.

– Извините, сэр, это секрет.

При этом сэр Рэфль вышел из терпения, он чувствовал, что с ним торгуются. Да и то сказать, молодому человеку делают предложение занять место частного секретаря, а он соглашается принять его не иначе, как на известных условиях.

– Извольте отправиться к Фиц-Говарду. Не могу же я терять из-за таких пустяков целый день.

– Значит, мне можно будет уехать на Пасху?

– Не знаю. Посмотрим. Только теперь, пожалуйста, кончите это.

Джонни Имс отправился в комнату Фиц-Говарда, где и принял от этого джентльмена поздравление с новым назначением.

– Я думаю, он будет звонить за вами, как за лакеем, каждую минуту, он всегда звонит вон в тот колокольчик. Он будет кричать вам, так что вы оглохнете. С приглашениями на обеды вы должны распроститься, дела хотя и немного, но он не позволит вам уйти. Мне кажется, его никто не просит на обед, потому что он всегда сидит до семи часов. Вам придется писать всякого рода ложь о больших людях. Когда Рафферти будет в отсутствии по его частным делам, сэр Рэфль попросит вас принести ему туфли.

Рафферти был курьер первого комиссионера.

Не должно забывать, однако же, что это говорил увольняемый и раздражительный частный секретарь.

– Если человек не покажет себя способным подавать туфли, его не попросят об этом, – сказал Джонни самому себе и в то же время постановил твердое решение насчет туфель сэра Рэфля Бофля.

«Управление сбора податей 8 апреля, 18*.

Любезный лорд Дегест.

Не знаю, как и что отвечать на ваше письмо, оно так любезно, более чем любезно. Не знаю также, как оправдать себя в том, что я не писал вам прежде. Я должен объяснить это нежеланием беспокоить вас своими письмами. Мне казалось, что этим самым я употребил бы во зло ваше ко мне расположение. Во всяком случае, это произошло не от того, что я не вспоминал о вас. Теперь к делу, и прежде всего о деньгах, т. е. о вашем предложении. Решительно не знаю, что сказать вам об этом, не показавшись дураком. Решительно не знаю, что мне следует делать, и конечно, могу только положиться на вас, что вы не пожелаете мне худого. Я всегда был такого убеждения, что мужчина не должен принимать денежных подарков, кроме разве от отца или лиц, заменяющих отца. Сумма, которую вы упомянули, так велика, что лучше было бы, по крайней мере я бы лучше желал, чтобы вы ее не называли. Уж если вам угодно быть таким великодушным, то не лучше ли будет назначить мне что-нибудь в вашем духовном завещании?»

– Так и есть. Это для того, чтобы всегда желать моей смерти, – сказал лорд Дегест, остановившись на этом месте письма, которое читал вслух своей сестре.

– Я уверена, что он подобного не сделает, – сказала леди Джулия. – Да и к тому же ты, верно, проживешь еще лет двадцать пять.

– Скажите пятьдесят, это вернее, – возразил граф и начал продолжать чтение письма.

«Впрочем, все это зависит так много от другой особы, что едва ли даже стоит говорить об этом. Само собой разумеется, я много обязан мистеру Делю, премного обязан, и нахожу, что в отношении своей племянницы он поступил весьма благородно. Будет ли из этого какая-нибудь польза для меня – дело другое. Во всяком случае, я принимаю ваше великодушное приглашение на Пасху, но не знаю, удастся ли мне им воспользоваться. Я должен сказать вам, что сэр Рэфль Бофль сделал меня своим частным секретарем, и за это я приобретаю сто фунтов стерлингов в год. Он говорит, что некогда был вашим приятелем, и, по-видимому, всегда относится о вас с большим удовольствием. Вы поймете, что все это значит. Он всегда посылает вам поклоны, о которых, я полагаю, вы вовсе не заботитесь. Я должен поступить к нему с завтрашнего дня, и сколько слышал я, работы будет много».