Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

Наконец он выставил месяц и число, в это время кто-то постучался в дверь и вслед затем в комнату вошел высокопочтенный Джон:

– Послушай, Кросби, вчера перед обедом ты что-то говорил о сигарах.

– Ни слова, – отвечал Кросби несколько сердитым тоном.

– Так это, должно быть, я говорил. Вот что, возьми-ка свой портсигар и приходи в шорную, если не хочешь курить здесь.

Я устроил там маленький приют, мы можем ходить туда и заглядывать в конюшню.

Кросби желал, чтобы высокопочтенный Джон провалился сквозь землю.

– Я должен писать письма, – сказал он, – кроме того, я не имею привычки курить до обеда.

– Вот еще вздор. Я выкуривал с тобой сотни сигар до обеда, уж не хочешь ли ты обратиться в такую же скрягу, как Джорж и ему подобные? Не знаю, право, что делается нынче на свете. А, тебе верно запретила курить маленькая девочка – оллингтонская невеста?

– Маленькая девочка… – начал было Кросби, но потом размыслил, что нехорошо было бы для него говорить с таким товарищем об этой девочке. – Без шуток, – сказал он. – Мне нужно написать несколько писем и сегодня же отправить на почту. Мой портсигар на туалете.

– Надеюсь, много пройдет времени прежде, чем доведут меня до подобного состояния, – сказал Джон, взяв портсигар.

– Ты, пожалуйста, возврати мне его, – сказал Кросби.

– Верно, невестин подарок, – сказал Джон. – Отличная вещица! Не бойся, возвращу.

– Славный будет шурин, – сказал Кросби про себя, когда затворилась дверь позади удалявшегося потомка фамилии де Курси, и потом снова принялся за перо.

Письмо должно быть написано, и потому он наклонился на стол, решившись во что бы то ни стало исписать лежавшую перед ним бумагу.

«Замок Курси, октября, 186*

Неоцененная Лили. Это первое еще письмо, которое пишу к вам, за исключением маленьких записочек, в которых посылал вам различные приветствия, и как странно звучат эти два слова: первое письмо. Вы, вероятно, подумаете, что оно пришло к вам не так скоро, как бы следовало, но, правду вам сказать, я приехал сюда вчера перед самым обедом. Я долго оставался в Барчестере, встретившись там с весьма странной личностью. Надо вам сказать, что в Барчестере я отправился в церковь и познакомился с священником, служившим обедню, с такой доброй старой душой, и что еще замечательнее, он дед леди Думбелло, которая в настоящую минуту находится здесь. Не знаю, какого вы мнения о леди Думбелло и понравилось ли бы вам провести с ней неделю в одном доме?

Относительно причины моей остановки в Барчестере я должен сказать вам теперь правду, в день моего отъезда я был величайшим обманщиком. Я хотел в то последнее утро избегнуть расставания и потому уехал ранее, чем было нужно. Я знаю, вы будете сердиться на меня, но откровенное признание благотворно действует на душевное спокойствие. Ранним приходом вашим в Большой дом вы разрушили мой план, и в то время, как вы стояли на террасе, провожая нас взорами, я сознавался, что вы были правы, а я не прав. Я так был рад, что вы находились при мне в последнюю минуту разлуки.

Неоцененная Лили, вы не можете представить себе огромной разницы между здешним местом и двумя оллингтонскими домами, и до какой степени я отдаю преимущество образу жизни, который принадлежит последним. Я знаю, что принадлежу к числу людей, которых называют великосветскими, но вы снимете с меня это название, вы меня излечите от этого. Я сильно сомневался в этом, после того как оставил вас, и не думаю, чтобы излечение было невозможно. Во всяком случае, я с полною доверчивостью поручаю себя такому милому доктору. Я знаю, как трудно бывает для человека изменить свои привычки, скажу вам по чистой совести, что я был счастлив в Оллингтоне, наслаждаясь там каждым часом, а здесь меня раздражает всякий человек и почти всякий предмет. Во всем семействе де Курси мне нравится только одна из дочерей, из числа прочих гостей я не могу найти себе не только друга, но даже товарища. Как бы то ни было, мне нет никакой возможности прервать внезапно все подобного рода связи.

По приезде в Лондон, куда спешу с нетерпением, я могу написать больше и гораздо непринужденнее, чем здесь.

Здесь, между этими людьми я сам не свой – или, вернее, здесь я такой человек, каким вы знаете меня, или каким, я надеюсь, вы всегда будете знать меня. Несмотря на то, здешние миазмы не имеют на меня вредного влияния, меня сохраняет от них моя истинная к вам любовь. Хотя я и здесь, но мое сердце на оллингтонских полях, на милой поляне, на милом мосту!

Передайте мою любовь вашей сестре Белл и вашей мама́. Я чувствую уже, что мог бы назвать ее моей мама́. Пожалуйста, милочка Лили, пишите ко мне – немедленно. Надеюсь, что ваши письма будут и длиннее, и лучше, и отраднее моих. По приезде в Лондон я постараюсь, чтобы мои письма были приятнее, чем это.

Да благословит вас Бог,

По мере того как письмо пробуждало в Кросби чувство любви, сердце его как будто согревалось, он старался быть нежным и, как льстил себе, искренним и откровенным. Несмотря на то, он некоторым образом сознавал, что приготовлял для себя способ увернуться от намеков своих на привязанность к большому свету, если только увертка эта должна быть безусловно необходимою. «Я старался, – сказал бы он тогда, – я боролся, употребляя все свои усилия, чтобы достигнуть успеха, но, как оказывается, я не способен для такого успеха». У меня нет намерения сказать, что он употребил в своем письме слова подобного рода умышленно, но, употребив их, он не мог избегнуть нарекания, что тут был своего рода умысел.

Кросби прочитал свое письмо, остался им доволен и решил, что голова его может быть свободна по крайней мере на сорок восемь часов. Каковы бы ни были его прегрешения пред совестью, он исполнил свой долг в отношении к Лили. С этой успокоительной мыслью он опустил письмо свое в почтовый ящик.

Мистрис Дель признавалась самой себе, что имела мало основания на надежду найти в доме Кросби счастье для своей последующей жизни. Ей нравился мистер Кросби, и она вполне полагалась на него, в Оллингтоне она достаточно узнала его, чтобы убедиться в том, что будущий дом Лили в Лондоне не мог быть для нее отрадным приютом. Он принадлежал к большому свету или по крайней мере обращался между людьми великосветскими. Он будет употреблять все свои усилия, чтобы увеличить свои средства, его жизнь будет беспрерывной борьбой не столько, быть может, для приобретения денег, сколько для приобретения тех вещей, которые могут доставить одни только деньги. Есть люди, для которых восемьсот фунтов стерлингов в год составляют большое богатство, и есть дома, в которые это богатство приносит все удобства жизни. Но Кросби не был таким человеком, и его дом не принадлежал бы к числу подобных домов. Мистрис Дель надеялась, что Лили будет счастлива с ним, и потому оставалась довольна его привычками и образом жизни, относительно себя она принуждена была признаться, что при этом замужестве ее дочь будет совершенно с ней разлучена. Отрадный приют, который она так долго усматривала впереди, и в котором надеялась провести остаток дней своих, должен находиться между полями и деревьями, а не в одной из лондонских улиц. Лили должна сделаться теперь лондонскою леди, но Белл все еще будет оставаться при ней, и все еще можно было надеяться, что Белл найдет для себя дом где-нибудь в провинции.