Васко Пратолини - Метелло

И то были уже не изолированные бунтари, индивидуалисты и анархисты — вот что изменилось! Это были уже не «поэты», то есть люди с душой поэтов, всегда готовые грудью стать на защиту друзей, согреть их своей любовью или оплакать. Нет, это были люди, которые, не имея ничего, отныне хотели уметь распоряжаться этим «ничем». Учение, которому они следовали — хотя большинство так и не было знакомо ни с его диалектикой, ни с точным истолкованием, — устанавливало, как они говорили, тесную зависимость между тем, что даешь, и тем, что получаешь, между пролитым потом и голодным желудком, между эксплуатируемыми и эксплуататорами. Возможно, это были люди еще неграмотные, как рыночный поэт Никкери, воспевавший исторические события в восьмистишиях, но они считали, что некоторые истины они все же усвоили. Усвоили немногое, но до конца и в это немногое верили. Верили своему трудовому поту и своему желудку, причем инстинкт руководил ими в большей степени, чем разум. Правда, грубая, но неоспоримая, подкрепляла их своими доводами. И вернее, нежели пожди, которые зачастую сбивались с пути, заблуждались, за что почти всегда расплачивались, этих людей неуклонно вела вперед присущая им природная сила.

Новым было и то, что флорентийских каменщиков, готовых на следующее же утро начать забастовку, было так много, что Палата труда не могла их вместить, и они со всех сторон сходились к Монтеривекки. Яркие лучи солнца, заставлявшие сверкать чистым золотом башенку, венчающую купол собора Санта-Мария дель Фьоре, заливали склоны холма. Сначала каменщики устроили что-то вроде переклички, а потом началось обсуждение.

Тот, кому предоставлялось слово, поднимался немного вверх по склону, а остальные слушали, сидя или стоя под тенью буков, заняв все пространство от вершины холма до самого берега Терцолле, которая чуть заметным ручейком спускалась в долину и там вливалась в Муньоне. Зелень укрывала людей от знойных лучей солнца, вокруг было тихо — листок не шелохнется.

Некоторые захватили по бутылке вина, которая обходила всех вкруговую, а потом наполнялась водой из родника у подножия холма. Вода также была хороша, хотя ее не встречали такими шумными возгласами и оказывали ей несколько меньшие почести. Далеко внизу за дорогой, защищенной низкой каменной стенкой, был виден город. Было утро, и собравшиеся не нарушали ни общественного порядка, ни Даже покоя влюбленных пар, потому что в этот час их здесь не было. Ни у полиции, ни у солдат не имелось никаких оснований вмешиваться. Просто каменщики собрались в воскресное утро и обсуждали свои дела, так же как группа семинаристов, расположившихся тоже на лужайке, немножко выше и ведущих беседу о святых отцах, или рекруты, стоявшие бивуаком неподалеку от полигона и вспоминавшие о своих родных городах и селениях, о своем хозяйстве.

Поднимаясь вверх по улице Кареджи, Метелло услышал, как один из солдат обратился к товарищу по-неаполитански. Метелло сказал ему на том же диалекте:

— Ну ползи ты, рак!

А солдатик, с которого пот лил градом, ответил, улыбаясь:

— Хоть и рак, да не дурак! — и тут же спросил: — Земляк, а сигаретки не найдется?

…Вот что изменилось в Монтеривекки. А за последний год изменилось и еще кое-что, имеющее непосредственное отношение к каменщикам, и потому обойти это молчанием нельзя.

Четвертого апреля 1901 года — одна из тех дат, о которых забывают упоминать отечественные хроники. А жаль! Ведь эти даты говорят о мирных событиях, столь же значительных, как и битвы (выигранные или проигранные, в зависимости от взгляда историка), и при всей их незаметности более трагических, чем сражение у Лиссы [46] В морском сражении у острова Лисса 20 июля 1866 года австрийцы одержали крупную победу над итальянцами. , и более памятных, чем битва у Порта Пия [47] У Порта Пия в Риме 20 сентября 1870 года состоялось решительное сражение между папскими войсками и гарибальдийцами, занявшими после этого Рим. . Историки должны были бы принять это к сведению, не дожидаясь, пока пройдет еще пятьдесят лет. Но сколько ни копайся в летописях, нигде не найдешь упоминания об этих мирных событиях. Возможно, историки замалчивают их не без умысла или потому, что на первый взгляд они не представляют интереса для общественного мнения.

В те дни шла подготовка к Пятым гимнастическим состязаниям на первенство страны. Железоделательные заводы сообщали о своих первых дивидендах в новом столетии, а газета «Национе» печатала приключенческий роман с продолжением, носивший необычное название — «Нити клубка». Необычное и пророческое заглавие могло бы дать нашему историку повод для размышлений.

Одна из нитей итальянского клубка разматывалась, по сути дела, в этот день, 4 апреля 1901 года, в римском театре, где происходил съезд каменщиков. Зал и сцена театра были переполнены. Это был самый большой и самый боевой из всех подобных съездов. На нем присутствовало 1750 человек, представлявших строительных рабочих различных специальностей. Делегатами были каменщики, штукатуры, землекопы и чернорабочие, прибывшие из всех областей Италии.

На сцене выделялось знамя Общества эмансипации. В президиуме, в ложах и в партере слышались все диалекты. Венецианец объяснялся с сицилийцем, Музумечи из Палермо — с Тианом из Падуи, Биньярди из Болоньи — с неаполитанцем Кортьелло. Всё характерные имена. Присутствовали здесь также Дзанци из Мачераты, Боргезио из Турина, Гроссетти из Милана, Паладино из Бари, Джеминьяни из Флоренции и десятки других. Все это были главы делегаций.

Председателем был, как и следовало ожидать, рабочий Нарди, каменщик первой руки, один из старейших строителей Рима. Он немало поработал над организацией съезда и позаботился о том, чтобы были зажарены на вертеле шесть молодых кабанов, которых делегатам предстояло съесть по окончании работ съезда на лужайке за Лунгаро, на вилле Корсини и на холме Джаниколо, уплатив всего по шесть сольдо за порцию. Были среди делегатов Джузеппе Росси из Пистойи, Джузеппе Росси из Вероны и Джузеппе Росси из Беневенто. Услышав на перекличке свои имена, три Джузеппе с одинаковыми фамилиями, но с разными уменьшительными — Беппе, Бепи и Пепиньелло — захотели подать друг другу руки и выпить из одного стакана!

В зале находились Калабри из Ареццо, Ломбардо из Катании и Сальватори из Комо, который делал доклад. Всё теперь забытые имена! Они и при жизни-то были мало кому известны, а все же для целых поколений каменщиков за этими именами неизменно возникали лица и голоса, которые невозможно было изгладить из памяти. Их слова и призывы переходили из уст в уста, а присущая им сила воли увлекала за собой других.

Первым взял слово Боргезио. Он сделал перекличку и приветствовал делегатов от имени севера Италии. Ему ответил Кортьелло, а потом поднялся сидевший между ними Нард». Этим как бы символизировалось, что здесь была представлена — и так оно и было в действительности — вся Италия. Откуда бы ни приехали говорившие — с Севера или с Юга, — перед всеми стояли одни и те же проблемы; у них были одни и те же нужды, требования и слабые стороны. Делегаты не скрывали их. Сальватори в своем докладе сказал: «Несоблюдение тарифных ставок, дорогие друзья и товарищи, иногда объясняется недостаточной стойкостью самих рабочих, уступающих давлению предпринимателя. — И добавил: — Нужны ли доказательства?»