Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

Когда я вскрыла бутылочку и вышла на улицу, чтобы глотнуть воздуха, я заметила Хуана. Он помахал мне и улыбнулся, будто накануне вечером ничего не случилось. Он был вполне себе жив-здоров. А я – краше в гроб кладут. Пару дней спустя я все же спросила его, что происходило той ночью. Он рассмеялся и сказал, что просто его друзья «безумно дурачились». Я могла с ним только согласиться. Да, смертельные угрозы в час ночи – это «безумные дурачества». Мы больше ни разу не заговаривали о той ночи, и я предпочитаю думать, что мы оба стерли ее из памяти, пока продолжались праздники.

Когда Рождество приходит в город, в атмосфере явно присутствует романтика. Она гудит, щекочет и берет тебя под локоток. Видимо, дело в иллюминации, в том, как гирлянды оплетают уличные фонари. Кажется, что все спешат по вечерам домой оживленнее, чем обычно; и я часто размышляла о том, ради чего они так торопятся. Была ли это елка, которую нужно украсить, или печенье, ждущее глазури, или просто тот, кого стоило обнимать всю зиму.

Пока все вокруг ворчали из-за туристов, заполнивших город, я обожала смотреть на красные чашечки, которые люди баюкали в ладонях, и на маленьких девочек в пальтишках, прижимающих к груди кукол-американок. Мне нравилась мелодия «Тихой ночи», летящая по залам Центрального вокзала. Я любила Санта-Клаусов, которые попадались на каждом шагу – пухленькие и худые, с настоящими бородами и накладными, – украшая собой углы улиц.

У меня в то время вошло в привычку останавливаться в одном «Старбаксе» на Лексингтон-авеню после работы, заказывать мисто (обычный кофе с кипяченым молоком отлично вписывается в бюджет из 25 долларов) и сидеть на барном табурете у окна, наблюдая, как бизнесмены спешат по домам. Я приносила с собой в сумке стопку запросов на письма и писала людям, представляя себе, как эти письма оказываются в ящике у дома в Айдахо, увешанного гирляндами, или в почтовом отделении колледжа, ожидая студента, замученного выпускными экзаменами, готового ехать домой, чтобы пировать индейкой и проводить вечера у камина.

Письма наполняли меня ощущением цели, а женщины в общественном центре – Сандра, Шелли и сестра Маргарет – дарили мне правильную перспективу. Я и не догадывалась, как мне это важно, когда вступала в свой волонтерский год, мечтая о деле, которое имело бы значение.

Я училась доводить все до конца. Когда финансов не хватало, когда усилия истощались. И хотя я выросла с мантрой «делай то, что любишь», в тот год эта идея постепенно трансформировалась в нечто иное: не обязательно увлекаться тем, что делаешь. Делай вместо этого то, что необходимо. Делай то, что нужно другим.Подержи на руках ребенка, который непрерывно хнычет все время дневного сна и никакое «Рождество Чарли Брауна» не помогает ему уснуть. Помоги разложить по папкам накладные, которые скапливались в громадной папке с тремя кольцами на протяжении последних шести лет. Смысл не в том, чтобы быть выше любой работы или ворчать по поводу любой задачи. Делай то, что нужно от тебя другим, и верь, что это будет иметь смысл. Делай то, что нужно сделать, чтобы нечто большее, чем ты сама, продолжало двигаться и работать. Вкладывайся в свою роль, даже если она кажется маленькой-маленькой, как роль пастуха в рождественской мистерии. Все равно вкладывайся. Думаю, в этом и заключается вся суть действительно важного дела.

Выполняя любые поручения сестры Маргарет, я перестала так упорно искать ответы. Я не получила всех ответов, зато получала массу возможностей выбора. Некоторые – огромные и весомые. Другие – крохотные и якобы незначительные. Однако я начинала понимать, что все они важны. Каждый выбор, каждая задача, которая согласуется со списком важных дел, в конечном счете суммируется и отвечает на один большой вопрос: действительно ли то, что ты делаешь, что-то значит?

Я хотела, чтобы это что-то значило. Поэтому делала все, что могла.

Однажды утром я сидела в кабинете сестры Маргарет, генерируя идеи по сбору средств для общественного центра. Тема денег всегда стояла на повестке дня, и сестра Маргарет о ней постояно беспокоилась. Поэтому мне казалось, что я должна то и дело выдавать на-гора идеи. Это было лучше, чем избегать этой темы (чего бы мне на самом деле хотелось).

– Мы могли бы написать письмо.

Предложение написать праздничное письмо для сбора средств было моей жалкой лептой в нашем разговоре.

– Не знаю, когда вы в последний раз писали письмо тем, кто вас во всем этом поддерживает, но людям нравится получать письма.

Глаза сестры Маргарет округлились, когда я это сказала. Спустя считаные минуты я уже сидела в своем маленьком кабинетике рядом с Сандрой, лихорадочно набрасывая заметки в желтом блокноте, а сестра Маргарет диктовала, о чем нужно упомянуть в этом письме.

Сотни марок и конвертов пустились в путь к почтовым ящикам монахинь и священников по всей стране. Помню, сидя рядом с Сандрой и облизывая конверты, я тараторила как из пулемета! Обо всем на свете. Я уже давно не чувствовала себя такой удовлетворенной. Писать письма от своего имени было, конечно, приятно; но это ощущение – быть частью чего-то большего, чем мои собственные старания, – рождало во мне настоящую зависимость. С ним я не чувствовала себя одинокой.

Ожидание почты стало лучшим временем для нас с сестрой Маргарет. В те дни, когда я бывала в центре, я прислушивалась к скрипу половиц в узеньком коридоре у входа в мой кабинет.

– Мы получили еще один ответ! – восклицала она. – Еще один чек!

На ее лице было написано такое волнение, такое изумление человеческой щедростью! Пусть это звучит странно, но каждый доллар был для нас своего рода версией рождественского утра. У нас кружилась голова, мы сияли и воздевали к потолку руки, молча и восклицая. Я добавляла цифры в «простыню» Excel и наблюдала, как сумма пожертвований переваливает за семь тысяч долларов. Она не была сногсшибательной; скорее, небольшой кошелек наличных по сравнению с тем, что нам на самом деле нужно было для центра. Но это были деньги, которых вчера еще не было. Казалось, фонды появились мгновенно, стоило нам обратиться к людям с простым письмом. И я снова шла в магазин за еще одной пачкой бумаги.

Стоя на светофоре и собираясь пересечь Гранд Конкурс, чтобы добраться до универсального магазина, я думала о Райане. Не знаю, что именно заставило мысли о нем вернуться с такой силой, когда я увидела, как на другой стороне перекрестка появился сияющий улыбкой человек. Так бывает. Идешь себе по какой-нибудь людной улице – и видишь что-то незначительное и малозаметное, к примеру, продуктовый фургон. Или распахивается окно, и из него доносится знакомая песня. Одна из таких мелочей спускает память с поводка, и ты вспоминаешь лицо человека или какой-нибудь разговор. Воспоминания умеют быть этакими жестокими маленькими тиранами.