Чжан Сяньлян - Женщина - половинка мужчины

Утки! Эти птицы были любимейшим лакомством нашей бригады. Пайка, конечно, дело хорошее, но мясо в ней найти можно только при большом воображении. Охота на уток и рыбная ловля быстро стали нашим постоянным промыслом. На воле утку можно добыть самыми разными способами — подстрелить, поймать сетью. Мы их ловили голыми руками. Эти дурочки, гнездившиеся в высоких и непроходимых камышах, прилетая и улетая, не могли, подобно самолету вертикального взлета, подниматься в воздух и опускаться на землю вертикально. Им пришлось проложить тропинку через рисовое поле к траншее. Они садились на бреющем полете на поле, потом шли по тропинке, пробирались на берег и там находили в зарослях свои гнезда. Из гнезд они выбирались тем же путем. Сколько раз мы наблюдали на берегу уток, тянущих к небу шеи, похожих на чиновника -шэньши, выглянувшего за дверь, чтобы узнать погоду. Нам нужно было только разглядеть, на каком участке поля появилась дорожка в траве и посадках риса, и добраться по ней к камышам, где уже ясно были видны следы уток. Темной ночью с фонариком, который выдавали в лагере, по найденным днем следам мы находили в зарослях сделанные из травы и веток гнезда. В любом гнезде было по меньшей мере две взрослые утки плюс яйца или птенцы. Под лучом фонарика утки не двигались, а только спросонок, словно нехотя, вытягивали шеи и, наклонив голову, щурились одним глазом на свет. Глупый черный глаз сверкал, как отшлифованный драгоценный камень, и мне иногда казалось, что в нем светится давно утерянная человеком наивность, доверчивость и вопрос: «Откуда свет? Уже взошло солнце?» Мы, пользуясь моментом, просто хватали утку за горло и вытаскивали из гнезда. Иногда набирали больше десятка за ночь.

Поэтому я стал как можно осторожнее пробираться туда, откуда слышался плеск. Разулся, тихонько раздвинул камыши и влез в самую гущу зарослей. На счастье, подул ветер, камыши зашуршали и зашумели, как деревья в лесу. Узкие длинные листья окружали меня со всех сторон, скользили по голове, по лицу, дробили падающие на поверхность воды солнечные лучи в неясный узор. Вода была холодной, но пока не выше щиколотки. Правда, дальше могло быть как угодно глубоко, дно начинало круто уходить вниз.

Плеск воды был слышен уже совсем отчетливо. Но вдруг я услышал тихое журчание, шорох, как будто вода и осока негромко переговаривались между собой. Утка не могла издавать такие звуки.

Но тогда кто же это?

Я с любопытством раздвинул стебли камыша и, затаив дыхание, посмотрел на открывшуюся водную гладь. То, что я увидел, испугало и ошеломило меня: человек!

Я увидел женщину!

Обнаженную женщину!

Она купалась.

Она не рискнула выплыть на середину и плескалась у берега в траве, размахивая красивыми округлыми руками. Сложив ладони ковшиком, поливала водой плечи, грудь, тонкую талию… Тело Ее было довольно полным, гладким, но в то же время упругим и гибким. Сквозь высокие зеленые стены камыша пробивалось солнце, и оттого Она казалась запеленутой в узорчатый шелк, в гладкую полупрозрачную ткань.

Руки Ее все время двигались, и в такт им покачивались груди, освещенные ярким и теплым светом. Под грудью извивались две узкие тени — я почувствовал, что схожу с ума.

Кожа у Нее была не снежно-белой, а скорее желтоватой, но именно этот оттенок придавал Ее телу откровенную силу естественной и здоровой красоты. Она плескалась, приседала, подпрыгивала в воде — в каждом движении сквозила удивительная грация. «Как дельфин», — почему-то подумал я.

Она гладила себя руками — свое мокрое, полное бьющей через край силы тело. Окуналась, и на Ее лице расплывалась совершенно детская улыбка удовлетворения.

Она вскидывала голову, и на фоне зеленой камышовой стены возникало очаровательное лицо с мелкими, но очень правильными чертами: небольшие глаза, небольшой нос, маленький рот. Обрамлявшие лицо коротко остриженные волосы тоже показались мне удивительно красивыми. Стрижка придавала чисто женской прелести Ее лица мальчишескую задиристость. У Нее были очень изящные и красивые брови: тонкие, длинные и безукоризненно ровные. Только когда Она окуналась в обжигающую воду, брови взлетали на мгновенье высоко и тут же опускались. Я до сих пор не могу найти слов, чтобы описать это, казалось бы, мелкое и ничего не значащее движение бровей…

Я понял, что Она забыла обо всем на свете: о лагере, о том, что Ее могут искать. Забыла свое прошлое, свое настоящее, забыла, что на берегу лежит черная лагерная форма, которая, как темное клеймо, всегда должна быть на Ее теле. Она вся отдалась удивительной, редкой радости купания, свободы. И будто старалась как можно тщательнее отмыть, очистить себя — не только тело, но и душу.

Забыл обо всем и я. Я ненасытно продолжал пожирать глазами Ее тело — самые запретные места. Но в то же время меня будто пронзило что-то неожиданное и чистое, связанное со всей этой картиной: свобода, оторванность от нашей гнусной реальности, от несбыточных сказок и вранья, порожденных бренной жизнью. Она заставила весь мир очиститься, заблестеть. А я, глядя на Нее, с горькой тоской думал, что вот и моя лагерная жизнь одарила меня радостью, счастьем. Мне ужасно захотелось заговорить с купальщицей — просто так, по-дружески. Пошутить, посмеяться. Но я боялся спугнуть Ее: ведь если Она убежит, чудесный сон рассеется, картина, взятая прямо из моих фантазий, исчезнет.

Я смотрел затаив дыхание.

Женщина закончила купание и стала тщательно вытираться дырявой тряпкой. На небе появились быстро летящие полоски перистых облаков, подул ветер. Она как будто только сейчас заметила, как холодно, схватила и натянула черные лагерные штаны. После этого Она повернулась, вскинула голову и тут заметила меня.

Она не закричала, не попыталась убежать. Осталась стоять и со странной нерешительностью смотрела на меня. В Ее взгляде мелькнули гнев, враждебность и неуверенность — Она словно не знала, на чем остановиться.

Я тоже стоял как вкопанный и молчал, хотя нервы мои были подобны натянутым струнам…

Наконец Она вдруг улыбнулась, показав ровные белые зубы. Потом губы Ее сомкнулись, Она прислушалась: было слышно только ровное шуршанье — это камыши переговаривались друг с другом. Она не торопилась одеться, а так и стояла, скрестив руки на груди и глядя на меня.

Сквозь тонкие облака пробивались бледно-желтые солнечные лучи. Они падали Ей на лицо.

Она не сделала ни одного вызывающего движения, ничего не сказала, на лице Ее не было уже и тени улыбки. Но глазами, всей кожей, полным отсутствием испуга и сопротивления — Она звала меня!

Мои глаза застлал красный туман, во рту пересохло. Я чувствовал, как внутри меня растет сила, заставляющая меня бежать от Нее, а не к Ней. Но была и другая сила, которая находилась не внутри меня, а где-то вовне и которая, напротив, лишала меня возможности двигаться. Я судорожно сглотнул слюну. Страх, надежда, смущение, несбыточные мечты, внезапное чувство катастрофы и внезапно нахлынувшее ощущение счастья — я и не пытался вникнуть в свои ощущения, а только дрожал, зубы мои стучали, голова вдруг закружилась. Ведь это просто человеческое тело? Или западня? Это реальность? Или галлюцинация? А если мне рвануться вперед, к Ней — не исчезнет ли чудо? Не будет ли это неприлично, безнравственно?