Чжан Сяньлян - Женщина - половинка мужчины

— Я понял, что тебе не хочется возвращаться домой. — Он фыркнул. — Что касается меня, то получилось так, что я тоже не хочу возвращаться сегодня. Я, как и ты, иногда чувствую необходимость побыть в одиночестве. Можно успокоиться и не спеша поразмыслить над разными проблемами. Философия всеобъемлюща. Есть общие законы пути — для лошади и для человека.

— Да, — не мог я не признать, — по правде сказать, мне не хочется идти домой. Надо побыть одному и наконец все обдумать.

— Может быть, я смогу помочь тебе? — Он говорил со скромностью ученика. — Хотя я и моложе тебя по годам, но по нашим меркам я довольно стар. Знаешь, говорят: «Старый конь борозды не испортит». Так это про меня. Кто знает, а вдруг сможем помочь друг другу разобраться в самих себе.

— Ну, если ты все так хорошо понимаешь, тогда что скажешь о моем случае?

— О, я искренне сочувствую тебе. Мы познали с тобой одно несчастье. Ты же знаешь, люди поступили со мной жестоко — кастрировали. И кто я теперь? Жалкий мерин.

— Да, — сказал я, — но меня-то не кастрировали. У меня есть все что надо, только силы нет. Что ты на это скажешь?

— До того, как со мной случилось несчастье, я был совсем другой. Достаточно было голоса, легкого запаха кобылы, и я приходил в смятение. Ни одна гора не была для меня слишком высокой, ни одна река — слишком глубокой, ни одна стена — слишком прочной, ничто не могло меня остановить. И моя мужская сила ни разу не покинула меня, служа источником наслаждения, радости и счастья. Но когда меня кастрировали, огонь угас в моей душе. Я утратил вкус к жизни. «Нет ничего хуже, чем смерть души». Понимаешь, в чем ваша, людская, подлость и жестокость? Вы убили желания в моей душе. А ты, мой дорогой пастух, должен поглубже заглянуть в свою душу и постараться оценить себя беспристрастно.

— Да нет, желание во мне живо, я чувствовал это и в первый, и во второй раз, и даже потом. Только в последнее время у меня в ответ на ее требования возникает отталкивающее чувство. Наверное, это из-за моей неспособности…

— Хэ-хэ-хэ! — Он засмеялся почти как человек. — Ты придаешь этому слишком большое значение. Разве ты не чувствуешь, что становишься от этого приземленным, даже вульгарным. Я говорю о твоем общем психическом состоянии. Твое физическое бессилие не может не влиять на движения души. Ты же образованный, должен понимать, что человек и окружающий его мир — единое целое. И часть ты должен рассматривать, только имея в виду целое. Если в одной части непорядок, то неужели это не влияет на другую? Скажи, ты еще не утратил свои убеждения, идеалы, честолюбие?

— Мне кажется, что на них ничто не повлияло, — неуверенно ответил я. — Возьми, к примеру, Сыма Цяня [12] Сыма Цянь (145—86 гг. до н. э.) — китайский историк, автор знаменитых «Исторических записок». . Ведь он смог написать свои «Исторические записки» уже после того, как его сделали евнухом…

— Хэ-хэ! — Он рассмеялся и фыркнул. Я понял, что Вороной развеселился. — Эх, пастух. Ты прочел столько книг, а делаешь элементарные ошибки в формальной логике. Я знаю про Сыма Цяня. Когда у вас шла очередная кампания, громкоговоритель кричал о нем каждый божий день. Но ведь с тобой совсем другое дело. Ты здоров и силен, как молодой жеребец. Тебя тащили к плахе, но ведь тело твое осталось целым, это душа твоя ранена. Что же ты себя сравниваешь с Сыма Цянем?

— Ты прав. Наверное, это все так. — Я опустил голову. — Продолжай, пожалуйста.

— Я уже говорил, что мы с тобой во многом похожи. — Я увидел, как его блестящий в темноте глаз ласково, по-родственному смотрит на меня. — С одной стороны — я. Меня кастрировали, я утратил силу желаний, мысли мои стали скучными, однообразными. Я изгой, не такой, как остальные кони. Я даже дошел до того, что стал говорить по-вашему. Теперь ты. Ты тоже пытаешься заниматься никому не нужной сейчас наукой, в лагере и здесь зубрил Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Мао. Ты их небось уже наизусть знаешь. Но физически ты остался здоров и этим не похож ни на Сыма Цяня, ни на меня. Твоя рана — в сердце. А в смысле дел, поступков мы опять похожи. Ты ничего не смог сделать за всю свою жизнь: тебя, так же как и меня, все время били, стегали, погоняли. Да, мы действительно подходим друг другу. Прекрасная компания — импотент на мерине! О, извини, если мои шутки тебе не нравятся! Хотя и здесь у нас есть что-то общее: мы так охочи до убийственной иронии и сатиры, но отпускаем множество мелких беззубых шуточек, мы занимаемся пустой болтовней, но мечтаем о великих истинах. Эх! Иногда мне кажется, что все вы, интеллектуалы-интеллигенты похожи на евнухов или по крайней мере обессилены вашей бесконечной говорильней. Если бы хоть каждый десятый из вас был настоящим мужчиной, страна не дошла бы до такого состояния. Я не знаю, что испытываешь ты, но мне давно уже тошно от слов, которые каждый день изрыгает громкоговоритель. Неужели с вашим умением манипулировать языком нельзя найти хотя бы новые формы словоблудия?

— Так, по-твоему, с моей жизнью уже кончено? — мрачно спросил я.

— Что значит — кончено? — Тон его сразу стал серьезным, он поднял голову. — Ты явился в этот мир, ты работал, ел, смотрел вокруг, слышал столько удивительных вещей. Например, о том, как один из руководителей государства в один миг стал преступником. Или как какой-то никому не известный бродяга, люмпен, вдруг превратился в заместителя Председателя партии, в которой состоят миллионы людей. Ну, а потом ты умрешь, ведь всякая жизнь проходит. Тебя еще можно считать счастливчиком: ведь ты жил среди беспрецедентного абсурда. Чего еще тебе желать? А, ты, наверное, имеешь в виду продолжение рода?

— Нет, на это я даже не надеюсь. Тем более, как ты сам сказал, если этот фарс будет продолжаться, то мои потомки смогут лишь повторить мою судьбу. Лучше уж им тогда и не рождаться. — Я сидел, обхватив голову руками. — Я думал, что человек живет для того, чтобы хоть что-то дать этому миру, хоть как-то послужить человечеству…

— О! Опять вечные истины, высокопарная речь! Ты никак не можешь избавиться от прежних недостатков, — перебил он меня. — Да ты взгляни хорошенько на нас. Мы каждый день трудимся, таскаем, возим туда-сюда. Разве это нельзя назвать служением человечеству, о котором ты говоришь? Вам, людям, всегда нужно как-нибудь поярче раскрасить самые обычные вещи. Выкапывание ямы под сортир обязательно становится результатом изучения работ Председателя Мао…

— Ты не понял меня. Я говорил о свободном творческом труде, а не о том, к которому нас с тобой принуждают.

— А что это ты собираешься сотворить? — спросил Вороной. — Для людей, для лошадей да и для всех живых существ главной формой творчества является продолжение рода. Тебе это недоступно, так к какому же виду творчества ты стремишься? Конечно, в вашей истории есть множество великих людей, которые посвятили свою жизнь какой-нибудь идее, никогда не вступали в брак и не смогли продолжить свой род. Но они-то творили и изобретали не потому, что утратили способность к деторождению. Как это случилось с тобой. Твоя психика расшатана. Поэтому послушай моего совета: что бы ты ни делал, не смотри на вещи так узко субъективно. Если ты и сотворишь что-либо, то вполне вероятно, нечто уродливое, а может быть, и вредное для людей. Помнишь ли ты, мой дорогой пастух, одного из моих братьев? Его не кастрировали. Он родился импотентом. Но желания жили в его душе, они измучили его и в конце концов привели к сумасшествию. Вы съели его, а шкуру повесили на столбе. Будь осторожен! Очень осторожен! Разберись со своим стремлением к творчеству и постарайся поскорее его подавить. Определи и знай свое место. Как я.