Александр Сегень - Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— А как же без святцев? В них все русские имена состоят на учете.

— Во-первых, далеко не все. А во-вторых, есть в святцах и Ивисты, даже много, — снова врал Жульянов.

И снова его разоблачили, нашли святцы, то есть обычный церковный календарь, он у одного отдыхающего оказался, а в нем — перечень русских православных имен, где никакими Ивистами даже и не пахло. Тогда Василий Христофорович поднял вопрос, а крещеный ли Ивист.

— Крещеный, — отвечал Жульянов.

— Каким же именем?

— Таким, какое и есть, Ивистом.

— Врешь, так не может быть. Никакой поп так не окрестит.

— Попы тоже разные бывают, — вставал на защиту Жульянова Харитонов. — У меня одна дура знакомая ребенка Гамлетом назвала, и ничего, окрестили младенца Гамлетом.

— Хорошо хоть не Мефистофелем!

— Небось, по блату крестили.

— А! Нет, мужики! Наврал я! Наоборот, не стал крестить поп. Та говорит: «Хочу, чтобы был Гамлет!», а поп ни в какую. Так и остался Гамлет некрещеным.

— Вот видите, я не виноват, что попы жулики бывают повсеместно, — хватался за уже утонувшую соломинку Жульянов. — Вон, Рабинзонсон тоже, поди некрещеный, а в бильярд лучше всех играет.

— Ему и не положено крещеным быть.

— И вовсе он не лучше всех!

— И евреи есть крещеные, даже в огромном количестве.

— Вот пусть евреи и крестятся! — внезапно рассвирепел Ивист Алексеевич. — У них и Иисус Христос еврей был. А я зато русским был, есть и остаюсь!

Играл Жульянов не очень хорошо, примерно на уровне Цыганочкина, а разгадал тайну его имени не кто иной, как сам маркёр Кутузов. Однажды он сидел, смотрел, как в вечернем бильярдном зале катают сибирку Харитонов и какой-то его заезжий приятель, и вдруг ни с того, ни с сего его осенило внезапное прозрение. Он даже сам удивился и оттого воскликнул:

— Сталин!

— Что Сталин? — не понял Харитонов.

— Дмитрий Иванович! А ведь Ивист знаете что такое?

— Погоди, счас я вот этого положу… Ах, не пошел! А все ты под руку со своим Ивистом. Так что ты хотел сказать-то?

— Ивист-то ведь!.. Это же — Иосиф Виссарионович Сталин!

— Что за чушь? Какой такой Сталин?

— Сокращенно. Иосиф Виссарионович Сталин. И-Ви-Ст.

— Стоп-стоп! А ведь точно! Смотри-ка! А кто тебе сказал?

— Сам догадался. Вдруг ни с того ни с сего — и догадался. Есть же такие имена. Марлен, например, — Маркс-Ленин. Владлен туда же. Еще эта… как ее?.. Дазмира! Да здравствует мировая революция.

— Ишь ты! А ведь я его кием играю. Семеркой. Смотри, Миш, — обратился Харитонов к приятелю, — вот этим кием играл сам Иосиф Виссарионович.

С тех пор и пошло называть кий под номером семь сталинским. Вот как неожиданно прославил длинную средней тяжелости семерку Ивист Жульянов. Жаль только, что после этого, последнего, разоблачения он почему-то не приезжал больше в «Восторг», а то ведь столько острот заготовили к его приезду завсегдатаи клуба любителей шара и лузы.

— Ивист — ясный сталинский сокол, — придумал Зима.

— Приедет, я ему скажу: «Иосиф Виссарионович, не хотите ли с маршалом Жуковым сыграть партеечку?» — предвкушал Костя Жуков.

Но Жульянов так и не приехал и, возможно даже, так до сих пор и не знает, что означает его редкое, изящное имя. А может, знает, ему ведь родители наверняка поведали сию страшную тайну.

Как уже было сказано, маркёр Кутузов относился к игре на бильярде как к священнодействию и не разрешал играть пьяным. Но куда деваться? Пили отдыхающие много, а уж когда началась государственная борьба с зеленым гадом, стали употреблять напитки в три раза больше. Сказалось это и на Гекторе Ивановиче. Так сказать, не миновала его чаша сия. Но все равно, играл он только втрезвую и пьяных по-прежнему гонял. Однако, случалось, выпив лишнего, он засыпал в своей каморке и тогда кое-кто позволял себе прийти среди ночи и лупить по шарам нетрезво вихляющей рукой.

Драматург Морфоломеев однажды уснул на столе — долго целился по шару, долго подползал к нему на брюхе, потом затих.

— Уснул, что ли? — спрашивают. Подошли, а он и впрямь уже посапывает. Потом он рассказывал, что ему приснилось, будто на краю лузы голая женщина сидит, а он по ней лупит шарами и все никак попасть не может.

Но это еще невинный случай. Бывало и похуже. Зима играл с деятелем культуры Усырко, вдруг заваливается очень пьяный Василий Христофорович и требует немедленно прекратить игру, потому что он хочет сразиться с Зимой. Пытались не обращать на него внимания, так он стал ругаться, сгребать шары в одну кучу и искать в карманах удостоверение участника войны. Что же делать, поставили пирамиду, установили шар на точку — разбивай, Василий Христофорович! А пока он вытаскивал из шкафа свой кий, Зима взял да и поставил на точку вместо шара пустой стакан. Для смеха. Василий Христофорович взял кий, с пьяной важностью подошел к позиции, прицелился по стакану — ну, думали, шутку поддерживает — и как даст со всей силы! Стакан влетел в пирамиду и — вдребезги! Василий Христофорович ужаснулся и, не понимая, в чем дело, стал покачиваться, чуть не упал, хотел опереться рукой о борт, да угодил рукой в лузу и провалился в нее по локоть, прорвав сетку. Звон, треск, грохот, мат! Стали его вытаскивать из лузы, а он матерится и свободной рукой — кием — лупит спасателей по головам. Эту сцену и застал проснувшийся, малость протрезвевший Кутузов. Гнев его был неописуем.

— Вон отсюда! — стал кричать он на Гришу. — Чтоб ноги твоей!.. Чтоб духу твоего!.. Одному глаз выколол, другому руку отрываешь. Откуда осколки стекла?

Наутро Василий Христофорович помнил только, что он играл с какими-то незнакомыми людьми на бильярде и много выиграл у них денег, а они его за это били стаканами по голове и выламывали руки, гады, фашисты проклятые.

А Зиме маркёр приказал на выстрел не подходить к бильярдному залу. Но Гриша принес Гектору Ивановичу красивую фотографию из иностранного журнала — два представительных джентльмена играют в карамболь. Гектор Иванович повесил ее рядом с объяснением правил карамболи и простил Гришу, а вскоре после того Зима выиграл в русскую пирамиду знаменитый матч с Рабинзонсоном и позолотил четырнадцатый шар.

Однажды не на шутку подрались двое пьяных — Резников и Бычков. Они до этого всегда парой ходили играть, ни с кем другим не играли и все время спорили друг с другом, «Огонек» или «Молодая гвардия», находя в этих нескончаемых спорах неведомое другим наслаждение. Но ничем хорошим эти споры все равно кончиться не могли, и однажды Бычков задел рукавом шар и не заметил, а Резников молча снял с полочки соперника штрафной шар и выставил на стол. Тот: