Александр Сегень - Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— Сегодня я отнес этот текст в «Текстильщик». Если у них мозги и сердца не покрылись плесенью, отсюда, из маленького Камышина, начнется возрождение русского футбола, а вместе с ним и всей России.

— Этого мало, — сказала Дина. — Ты должен вступить в ЦСХА.

— В ЦСКА? — вскинул брови Дмитрий Емельянович.

— Да нет же, не в ЦСКА, а в ЦСХА, — поморщилась она.

— А что это?

— Церковь Свами Христа Абсолюта.

— С нами?

— Нет, Свами, это одно слово, означающее высочайшую святость. Наша церковь основана на христианстве, но включает в себя все самое лучшее, что есть в других религиях.

«Час от часу не легче, сектантка!» — Лоб Дмитрия Емельяновича покрылся испариной.

— И давно ты?.. — спросил он робко.

— Вступила в ЦСХА? Очень давно. Сто семьдесят лет тому назад. Правда, в своей нынешней, седьмой и последней, жизни я лишь недавно это осознала, в позапрошлом году.

— Ты сказала: «в седьмой и последней»?..

— Человеку отпущено семь жизней. Я сейчас живу свой последний жизненный срок. И должна совершить в нем самое главное деяние. Я чувствую, что ты не случайно прибыл. Ты поможешь мне стать матерью. Я хочу стать матерью аватара. Я чувствую в себе силы стать матерью аватара. Я до сих пор девственна. Я ждала тебя. Ты — видьядхар. Знаешь, как меня зовут в ЦСХА?

— Как? — спросил Выкрутасов, чувствуя, что капля пота медленно потекла по позвоночнику.

— Меня зовут Динамисса, — торжественно объявила бедная льдинка, которой явно кто-то очень здорово заморочил голову. — По-гречески это означает «владеющая огромной силой». Во мне сила и мощь. В тебе — мудрость. Только при таком сочетании мы сможем родить аватара.

— А аватар — это кто? — покраснев, спросил московский гость.

— Аватар — высшее существо. Сын Свами Христа Абсолюта. Он может оказаться и дочерью, это не столь существенно. Даже скорее всего, что на сей раз аватар явится в женском обличье. Ну что, Видьядхар, готов ли ты взять в жены Динамиссу?

— Готов, — вымолвил Дмитрий Емельянович так, будто произносил — «да» в загсе. А в голове у него при этом все же пронеслась ироничная мыслишка: «Если только Динамисса не окажется динамисткой!»

Он подошел к ней и, не зная, как поступить, возложил ладони ей на голову. Она блаженно прикрыла глаза.

— Какие у тебя руки… — прошептала ласково. — Именно такие и должны быть у Видьядхара.

Он повел ладони вниз, по ушам и шее, затем наклонился и хотел было поцеловать Дину в губы, но она вмиг распахнула глаза и отпрянула:

— Никаких прикасаний! Прикасаниями мы губим все! Ты проделал такой долгий путь ко мне. Теперь ты должен проделать путь к последнему знанию о непогрешимом соитии.

«Нет, точно — динамо!..» — снова затосковал Выкрутасов. А ему уж начинало казаться, что она так оригинально соблазняет его. Он обиженно отошел к окну.

— Ты расстроился? — снова ласково произнесла Динамисса.

— Я всего лишь хотел поцеловать тебя, это так естественно, — пожал плечами Видьядхар Выкрутасов.

— Не огорчайся. Ты еще не знаешь, какое великое блаженство ждет тебя впереди. Но ты должен набраться терпения, мой долгожданный Видьядхар. Ты нетерпелив, и это немудрено, ибо ты живешь пока еще только вторую свою жизнь. Удивительно другое, что уже во втором воплощении ты обрел столько знания. Попробуй поцеловать меня на расстоянии. Вот смотри, сейчас я поцелую тебя, и ты почувствуешь на губах мой поцелуй.

Она умолкла, внимательно глядя ему в лицо. Потом спросила:

— Почувствовал?

— Почувствовал, — соврал он.

— Теперь ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Наверное, на сегодня хватит. Я сегодня изнуряла себя постом. Сегодня постная пятница наложилась на Петровский пост, а в такие дни мы, прихожане ЦСХА, не вкушаем пищи вообще. Мне надо отдохнуть. Спокойной ночи, Видьядхар.

— Извини за один вопрос. Телевизор никак нельзя посмотреть? — спросил все же Дмитрий Емельянович. — Я вчера пробовал его включить, но он не работает, а сегодня первые четвертьфиналы.

— Он работает, — сказала Динамисса. — Но не в обыденном понимании. Вот гляди, я сажусь напротив него и смотрю. И вижу на экране все, что захочу увидеть.

— И можешь увидеть любой город Франции?

— Если очень захочу. Или если ты очень захочешь.

— В таком случае… — Выкрутасов отыскал свою книжечку с расписанием чемпионата мира. — В таком случае постарайся увидеть город Нант, футбольный стадион. Что там? Кто играет?

Она некоторое время молчала, потом пожала плечами:

— Кто-то играет.

— Футболки и трусы какого цвета? — нетерпеливо спросил Дмитрий Емельянович.

— Красные… белые… — через некоторое время пробормотала Динамисса.

— У одних красные и белые, а у других?

Вновь она долго молчала. Наконец вымолвила:

— У одних красные майки и белые трусы, у других, наоборот, — белые майки и красные трусы. Прости, я очень устала, хочу пойти отдохнуть. Не сердись на меня, ладно?

Когда она ушла, он стал расхаживать взад-вперед по комнате. Мысли у него путались. Уехать прямо сейчас? Или все же дождаться понедельника, ответа из «Текстильщика»? А может, она и впрямь лишь играет с ним, мстит за столь долгое его отсутствие? И может быть, сегодня она придет к нему ночью? Красно-белые и бело-красные… Кто же это с кем играет? Допустим, с одной стороны датчане, а с другой? Хорватия? Норвегия? Чили?.. Да нет, она ему морочила башку, а он теперь мучается! Ужасно, что огромный чемпионат мира протекает мимо! Проклятый Гориллыч! А тут еще и ЦСХА! Нет, надо бежать, а то еще принесут в жертву своему Свами-Абсолюту! А что, нет? Запросто! Динамистка! А может, все-таки не динамистка?

Так он ходил по комнате, сплошь увешанной иконами, а в далеком городе Нанте вне его созерцания проходил второй четвертьфинальный матч. Хоть волком вой, хоть снова запей! Вот тебе и трезвость, вот тебе и чистота, вот тебе и тишина камышинская, получите, Дмитрий Емельянович!

Кое-как успокоившись, он лег спать. Хотелось есть, но идти на кухню он стеснялся. Это было мучительно. Полночи бедный Выкрутасов крутился в девичьей кроватке Динамиссы — душно, голодно, мысли распирают… Временами он чутко прислушивался, не идет ли она к нему, но она все не шла и не шла, и он горестно шептал: «Динамит, дрянь такая, динамит!» И заснул, бедняга, уже когда стало светать.

Проснувшись, он сразу увидел ее. Она сидела около его кровати и смотрела, как ему показалось, влюбленным взглядом. Но от этого ему не стало легче.