Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

– Спасибо; выходит, я плохо воспитываю своего сына?

– Я этого не говорил; впрочем, вы всегда найдете тысячу причин, чтобы оставить его при себе.

Тут вы начинает звучать с обеих сторон, и спор продолжается на повышенных тонах.

Ваша жена рада уязвить вас, обращаясь к вам на «вы», но оскорбляется, если вы поступаете так же.

– Наконец-то вы сказали правду! Вы хотите разлучить меня с сыном, вам кажется, что он стоит между нами, вы ревнуете меня к собственному сыну, вы хотите без помех измываться надо мной, а сын вам мешает, и вы приносите его в жертву! Но я не так глупа, чтобы этого не понять.

– Вы делаете из меня Авраама с ножом в руке! Можно подумать, что коллежей на свете вообще не существует. Или что все они стоят пустые, никто не отправляет туда сыновей.

– Вдобавок вы желаете выставить меня на посмешище, – возражает она. – Я прекрасно знаю, что такое коллежи, но в шесть лет детей туда не отправляют, и Шарлю там делать нечего.

– Милая моя, не надо так горячиться.

– Как будто я когда-нибудь горячусь! Я женщина, я умею страдать.

– Давай поговорим серьезно.

– Да, довольно уже говорить вздор.

– Шарлю давно пора начать учиться читать и писать; позже ему будет труднее это сделать, и это его отвратит от учебы.

Вы продолжаете говорить десять минут без помех и под конец произносите: «Итак?», мысленно ставя на конце как можно более изогнутый вопросительный знак.

– Итак, – отвечает она, – Шарля еще рано отправлять в коллеж.

Откуда ушли, туда и пришли.

– Но, дорогая моя, ведь господин Дешар отправил своего Жюля в коллеж, когда тому исполнилось шесть. Зайди в любой коллеж, и увидишь там множество шестилетних детей.

Вы говорите еще десять минут без всяких помех и наконец пускаете в ход очередное: «Итак?»

– Маленький Дешар вернулся оттуда с цыпками на руках.

– А Шарль и дома ходит с цыпками.

– Никогда в жизни, – отвечает она с гордым видом.

На четверть часа обсуждение главного вопроса прерывается обсуждением второстепенного: «Были у Шарля цыпки или нет?»

Вы ни в чем не можете прийти к согласию, вы больше не верите друг другу, вам приходится призывать на помощь третьих лиц.

У всякой супружеской четы имеется свой собственный кассационный суд, который никогда не вникает в содержание и выносит решения, исходя исключительно из формы.

Призывают няньку, она является и берет сторону вашей жены.

Финальный вердикт гласит, что цыпок у Шарля не было.

Каролина смотрит на вас с торжествующим видом и произносит следующие изумительные слова: «Ты сам видишь, что Шарля невозможно отправить в коллеж».

Вы выходите из комнаты, задыхаясь от злости. Вы не видите никакой возможности доказать этой женщине, что нет ни малейшей связи между предложением отправить ребенка в коллеж и наличием или отсутствием у него цыпок на руках.

Вечером, после обеда, вы слышите, как это ужасное создание в присутствии двух десятков гостей заканчивает долгую беседу с другой дамой словами: «Он хотел отправить Шарля в коллеж, но сам понял, что надо подождать».

Некоторые мужья в подобных случая устраивают скандал при посторонних и через полтора месяца подвергаются минотавризации; впрочем, тут есть своя выгода: очень скоро выясняется, что Шарль слишком много болтает, и его отправляют в коллеж. Другие, чтобы не задохнуться от гнева, бьют посуду. Умные люди не говорят ничего и ждут.

Женская логика дает себя знать сходным образом по самым мелким поводам, когда речь заходит о прогулке, перестановке мебели или переезде на новую квартиру.

Логика эта отличается замечательной простотой и заключается в том, чтобы всегда настаивать на одной-единственной идее, одном-единственном желании – своем собственном. Как и все связанное с женской натурой, система эта сводится к незамысловатой алгебраической формуле: Да – Нет.

Иногда, впрочем, женщина просто качает головой.

Самый иезуитский из иезуитов все равно в тысячу раз меньший иезуит, чем наименее иезуитская из женщин; судите же, до какой степени женщины – иезуиты! Они такие иезуиты, что даже самый хитрый иезуит не догадается, насколько иезуитски ведут себя женщины, ибо иезуитски можно себя вести тысячами разных способов, а женщина делает это так ловко, что ухитряется действовать по-иезуитски, но при этом вовсе не иметь иезуитского вида. Иезуиту можно доказать – редко, но можно, – что он иезуит, но попробуйте доказать женщине, что она действует или говорит как иезуит! Она скорее отдаст голову на отсечение, чем признается, что она иезуит.

Она иезуит?! Она, сама открытость, сама деликатность! Она иезуит?! Кстати, что, собственно, такое: быть иезуитом? Известно ли ей, кто такие иезуиты? Кто такие иезуиты? Она их в глаза не видела. «Вы сами иезуит!..» – и она доказывает вам это, по-иезуитски объясняя, что вы и есть хитрый иезуит [573].

Вот один из тысячи примеров женского иезуитства, причем пример этот представляет собой ужаснейшую и, быть может, даже величайшую из мелких неприятностей супружеской жизни.

Покоряясь желанию, тысячу раз высказанному и тысячу раз повторенному Каролиной, которая сетовала, что вынуждена ходить пешком;

Или что не может так часто, как ей того хочется, покупать себе новую шляпку, зонтик, платье или любой другой предмет туалета;

Что не может нарядить сына матросом, уланом, артиллеристом Национальной гвардии, шотландцем с голыми ногами, но зато в берете с пером;

Не может одеть его в жакет – в редингот – в бархатную блузу – в сапоги – в панталоны;

Не может купить ему самые хорошие игрушки – механических мышек – кукольные домики и пр.;

Не может отдать визит госпоже Дешар и госпоже де Фиштаминель, ответить им приглашением на бал – на вечер – на обед;

Не может нанять ложу в театре, чтобы не занимать не подобающие порядочной женщине места на галерее, между соседей чересчур любвеобильных или недостаточно учтивых;

Не может после окончания спектакля уехать домой в собственном экипаже и вынуждена возвращаться в фиакре;

По каковому поводу она говорит вам следующее:

«Ты полагаешь, что экономишь, но ты ошибаешься; все мужчины одинаковы! Я порчу башмаки, порчу шляпку, шаль мокнет, юбка мнется, шелковые чулки пачкаются. Ты экономишь на экипаже 20 франков, да нет, даже меньше, ведь 4 франка ты все равно тратишь на фиакр, значит, экономишь всего 16, а на наряды тебе придется потратить целых 50 франков; вдобавок твое самолюбие страдает, если я выезжаю в выцветшей шляпке, но ты ведь не спрашиваешь, отчего она выцвела, а я тебе скажу: все из-за проклятых фиакров. Я уж не говорю о том, как неприятно идти пешком и быть зажатой в толпе между мужчинами, тебя это, кажется, совершенно не волнует»;