Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

Бальзак был хорошо знаком с незаконным отпрыском рода Жирарденов – Эмилем, внебрачным сыном графа Александра де Жирардена. Хотя отец официально не признал сына и при рождении ему была дана другая, вымышленная фамилия, повзрослев, Эмиль, ставший журналистом, начал печататься под фамилией Жирарден, а затем, в 1831 году, добился по суду права носить ее законным образом. Эмиль де Жирарден был издателем многих периодических изданий, самое знаменитое из которых – газета «Пресса», где Бальзак неоднократно печатался; в частности, именно в ней он опубликовал последнюю порцию глав из «Мелких неприятностей», включая и главу «Вариация на ту же тему» (впервые, впрочем, увидевшую свет в «Карикатуре» 26 января 1840 года), однако упоминание рода Герардини/Жирарденов в публикации «Прессы» отсутствует.

Названные фамилии – одни из самых аристократических в вымышленном мире «Человеческой комедии».

Имеется в виду издание «Фауста» Гете в переводе А. Стапфера (1828), иллюстрированное 17 литографиями Эжена Делакруа. Исследователь взаимоотношений Бальзака с Делакруа вполне обоснованно предполагает, что, говоря «лежит на моем столе», Бальзак имеет в виду свой собственный стол, поскольку высоко ценил это издание (см.: Jobert B. Delacroix chez Balzac // AB 2011. Paris, 2011. P. 71).

Мольер . Школа жен (д. 2, сц. 6; пер. В. Гиппиуса).

Смехом бичует нравы ( лат .) – девиз комедии, придуманный поэтом Жаном-Батистом де Сантелем (1630–1697) и украшавший сначала фронтон парижского театра Итальянской комедии, а затем занавес Комической оперы.

О том, какой смысл Бальзак вкладывал в выражение «женщина хорошего тона», можно судить по его одноименному очерку (см.: Парижанки . С. 89–105). Этот тип, по мысли Бальзака, пришел на смену знатной даме дореволюционного XVIII века; женщина хорошего тона отличается от мещанки или простолюдинки тем, что она в самом деле безупречно владеет правилами хорошего тона, одевается и держится безукоризненно; однако ей все равно не сравниться с аристократкой былых времен, поскольку все то, чем знатная дама обладала от рождения и по праву рождения, женщина хорошего тона вынуждена воспитывать, взращивать в себе. Нынешние женщины хорошего тона, пишет Бальзак, «влачат бесславное существование между буржуазией и знатью, не принадлежа в полной мере ни к той, ни к другой» (Там же. С. 105; пер. А. Лешневской).

Анна-Мария Корнуэл (урожд. Биго; 1614–1694) – хозяйка салона в парижском квартале Маре, прославившаяся остроумными и меткими фразами, сохранившимися в сочинениях ее современников, в частности в письмах маркизы де Севинье и «Занимательных историях» Таллемана де Рео.

См. примеч. 359.

Косынка стоит очень дорого; выше сам Бальзак указывает, что роскошный обед на двоих в ресторане обошелся супругам Адольфу и Каролине дешевле: в сотню франков.

Ливром традиционно называли франк при исчислении суммы годового дохода.

Огромный крест был воздвигнут на холме Мон-Валерьен на северо-западе Парижа в эпоху Реставрации; пригород Шарантон располагается с противоположной стороны, на юго-востоке, и вдобавок превратился в имя нарицательное благодаря находившейся там лечебнице для душевнобольных.

Сироп из телячьего легкого готовился на водяной бане из смеси телячьего легкого с шалфеем, солодковым корнем, финиками, изюмом и сахаром; в 1830-е годы он был модным средством от легочных заболеваний. Впрочем, в справочнике французских лекарственных препаратов 1837 года специально уточняли, что своим смягчающим действием он обязан не телячьему легкому, а остальным ингредиентам (cм.: Codex, pharmacopée française. Paris, 1837. P. 179, 379). Белая горчица с древности использовалась в медицине как средство противокашлевое, отхаркивающее и улучшающее пищеварение.

Катилинарии – речи, произнесенные в римском Сенате Цицероном против Катилины при подавлении заговора под его руководством; филиппики – речи афинского оратора Демосфена против македонского царя Филиппа II. Оба слова в переносном смысле означают гневные обличительные речи, но повествователь поправляет Каролину – по-видимому потому, что ее муж в семейном быту играет роль не заговорщика, а самодержца.

Имя Амадиса – заглавного героя испанского рыцарского романа (см. примеч. 164) – стало нарицательным для обозначения идеального любовника; пафос первой части прозвища снижает прибавленное к нему слово «омнибус», которое означает по-латыни «для всех», но начиная с 1828 года обозначало новый парижский общественный транспорт.

«Жив курилка» – слова, с которыми в старинной игре участники передают из рук в руки зажженную спичку или листок бумаги, и тот, в чьих руках она погаснет, считается проигравшим. В переносном смысле «жив курилка» говорят о человеке, которого считают сошедшим с общественной сцены или даже умершим, а он, как выясняется, все еще жив.

В Булонском лесу – излюбленном месте прогулок знати; в светской среде было принято называть его просто Лесом.

Это тот самый Фердинанд де Бургарель, утрату которого, согласно речи, произнесенной над его могилой Адольфом, недавно горестно оплакали политика, искусство и любовь. ( Примеч. Бальзака .)

Имеется в виду не Ментон на Лазурном берегу, а город Ментон-Сен-Бернар, ныне входящий во французский департамент Верхняя Савойя, а с 1815-го по 1860 год принадлежавший Сардинскому королевству.

Хронологические указания Бальзака в этой главе не слишком правдоподобны: из даты перед письмом следует, что оно написано в 1830-х годах; предположим самую раннюю дату – 1831; если в этом году Фиштаминелю исполнилось 36 лет, значит, он родился в 1795 году; между тем ниже сказано, что он начал службу в 1799 году, иначе говоря… в четырехлетнем возрасте.

Английская мера объема, равная примерно 0,5 литра.

То есть в Итальянском оперном театре (см. примеч. 270) и парижской Опере, или Национальной академии музыки.

Намек на процесс Марии Лафарж (урожд. Капель; 1816–1852), который состоялся в 1840 году и очень широко освещался в прессе. В 23 года Марию выдали за Шарля Лафаржа, который был старше ее на пять лет, не соответствовал ей ни по происхождению, ни по воспитанию, был груб и польстился в основном на ее придание. Старый полуразвалившийся замок, куда Лафарж увез жену, кишел крысами, которых она пыталась травить мышьяком; поэтому когда муж ее неожиданно скончался, жену очень скоро обвинили в отравлении. Хотя оно так и не было доказано полностью (вполне вероятно, что причиной смерти стал не мышьяк, а несвежий пирог – впрочем, изготовленный женой), Марию Лафарж приговорили к пожизненным каторжным работам (но не к смертной казни, вообще полагавшейся за убийство).