Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

– Но мой муж не… не слишком любезен; он не… не слишком здоров; он не… не всегда в хорошем настроении… он не…

– В таком случае, сударыня, он не обращает внимания на свой парик.

Мы взглянули друг на друга, она – с искусно разыгранной чопорностью, я – с едва заметной улыбкой.

– Я вижу, – сказал я, – что нужно особенно бережно относиться к слуху слабого пола, ибо из всех его чувств целомудренно только это [229].

Я принял вид человека, собирающегося поведать нечто очень важное, а красавица потупилась, словно предвидя, что речь моя заставит ее покраснеть.

– Сударыня, нынче никто не стал бы вешать министра за сказанное им «да» или «нет»; нынче Шатобриан не стал бы мучить Франсуазу де Фуа [230]; вдобавок ни у кого из нас нет длинной шпаги, чтобы тотчас отмстить любому обидчику. Меж тем в наш век, когда цивилизация развивается стремительно, когда любой наукой можно овладеть за двадцать четыре урока [231], на всем и вся отразилось стремление к совершенству. Посему мы не вправе больше говорить мужественным, резким и грубым языком наших предков. Наша эпоха – эпоха тончайших, сверкающих тканей, элегантной мебели, роскошного фарфора – не может не быть эпохой иносказаний и перифраз. Значит, наша обязанность – попытаться изобрести новое слово взамен комического выражения, которое употреблял Мольер: ведь язык этого великого человека, как заметил один современный автор, слишком волен для дам, почитающих газ слишком плотной материей для своих нарядов [232]. Нынче не только ученым, но и светским людям известно пристрастие греков к мистериям. Эта поэтическая нация сумела окрасить древние предания своей истории в баснословные тона. Волею греческих рапсодов, разом и поэтов, и романистов, цари становились богами, а их любовные похождения превращались в бессмертные аллегории. По мнению г-на Шомпре, лиценциата права, автора классического «Словаря мифологии», Лабиринт представлял собою «обнесенный оградой участок земли, засаженный деревьями и застроенный домами таким образом, что юноша, однажды вошедший в ограду, уже не мог отыскать выход». Перед ним то разбегались в разные стороны, то вновь пересекались многочисленные, но совершенно одинаковые дорожки, меж которых цвели там и сям небольшие рощицы; среди кустарников, колючек и скал обитал зверь, именуемый Минотавром, с которым герою предстояло сразиться. Минотавр же, сударыня, как вы, надеюсь, соблаговолите вспомнить, был самой грозной из всех рогатых тварей, о которых повествует мифология; дабы умилостивить его, афиняне обязались всякий год приносить ему в жертву ни много ни мало пятьдесят невинных дев; зная это, вы, сударыня, не совершите ту ошибку, какую совершил г-н Шомпре, перепутавший греческий Лабиринт с английским садом, и разглядите в хитроумной старинной басне тонкую аллегорию или, вернее сказать, правдивое и страшное изображение тех опасностей, какими чреват брак [233]. Недавние раскопки в Геркулануме окончательно подтвердили нашу точку зрения. В самом деле, долгое время ученые, опираясь на некоторых древних авторов, полагали, что Минотавр был получеловек-полубык, однако на пятой геркуланумской росписи у этого аллегорического чудовища все тело человеческое и только голова бычья, причем не подлежит сомнению, что это именно Минотавр, – ведь над ним склонился сразивший его Тезей. Так вот, сударыня, отчего бы нам, все чаще отдающим дань лицемерию и не дерзающим смеяться так, как смеялись наши отцы, не призвать на помощь мифологию? Ведь, обнаружив, что юная светская дама не умеет набросить на свое поведение тот покров, к какому не преминет прибегнуть дама порядочная, вы не высказываетесь кратко и ясно, как сделали бы наши предки; вы, по примеру многих уклончивых красавиц, говорите: «О да, она очень мила, но…» – «Но что?!..» – «Но она часто поступает непоследовательно… » Долго пытался я, сударыня, понять, что значит «непоследовательно» и, главное, отчего вы вкладываете в это слово смысл, решительно противоположный тому, в каком его принято употреблять; но старания мои были напрасны. Выходит, Вер-Вер был последним, кто изъяснялся точным языком наших предков, да и он, к несчастью, обращался лишь к невинным монахиням, чьи измены нисколько не задевали чести мужчин [234]. Итак, я предлагаю считать, что если женщина поступает непоследовательно, она минотавризирует своего мужа. Допустим, что минотавризированный – человек светский и пользуется некоторым уважением, – а многие мужья достойны самых искренних сожалений, – тогда, говоря о нем, вы добавляете нежным голоском: «Господин А. – человек весьма почтенный, а жена его очень хороша собой, но, говорят, они плохо ладят друг с другом». Так вот, сударыня, человек почтенный, но плохо ладящий со своей женой, муж, чья жена ведет себя непоследовательно, или муж минотавризированный – все это просто-напросто такой муж, каких живописал Мольер. Что же, богиня современного вкуса, кажутся вам сии выражения достаточно целомудренными?

– Ах боже мой, – отвечала она с улыбкой, – если нечто существует, не все ли равно, как его назвать – двумя слогами или сотнею?

Тут она с ироническим видом присела передо мной в реверансе, а затем исчезла – отправилась, должно быть, вослед всевозможным графиням и прочим вымышленным созданиям, которых романисты так часто поминают в своих предисловиях, изображая их владелицами или сочинительницами старинных рукописей.

Что же до вас, менее многочисленные и более подлинные создания, читающие мою книгу, если среди вас есть люди, подобные моему герою-супругу, сообщаю вам, что плохо ладить с женой вы начнете не сразу. До этой точки шкала семейного термометра доползает постепенно и незаметно. Больше того, многие мужья не ладят с женами всю жизнь, совершенно этого не сознавая. Домашний переворот происходит всегда по определенным правилам: медовый месяц имеет, подобно луне, свои фазы, которые неизбежно сменяют одна другую во всех семьях без исключения! Разве мы не доказали, что у нравственной природы, как и у природы физической, есть свои законы?

Ваша молодая супруга, как мы уже сказали, заведет себе любовника лишь после серьезных раздумий. К окончанию медового месяца вы разовьете у нее способность к наслаждению, но не удовлетворите потребность в нем, вы откроете перед нею книгу жизни, и ваша прозаическая незамысловатая любовь вселит в нее предчувствие любви поэтической, рождаемой согласием душ и тел. Словно робкая птичка, еще не оправившаяся от ужаса перед только что стихшей ружейной пальбой, она тянет голову из гнезда, оглядывается, знакомится с миром и, разгадав ту шараду, которую загадали ей вы, инстинктивно ощущает пустоту вашей увядающей страсти. Она понимает, что только любовник возвратит ей восхитительную свободу воли в любви.