Кэролайн Оверингтон - Я пришла попрощаться

Я посмотрела на лицо девочки. Мне показалось, что с ней все в порядке. Она не плакала, не капризничала. Саванна была радостной, как всегда. Когда мы вернулись в гостиницу, я, решив поменять подгузник, положила ее на кровать.

Крови было немного, но все же это была кровь.

Не было большой раны, глубоких порезов, но была царапина на наружных половых органах.

Я позвала Дэвида.

Он подумал, что я обнаружила ножевой порез, потому что я пронзительно закричала:

— Они резали ее, они резали ее!

Персонал гостиницы и люди из соседних номеров прибежали на мой крик.

Прижав Саванну к груди, я металась по комнате, обезумев от горя и злости. Я не могла успокоиться.

Все решения принимал Дэвид. Он схватил ключи и повел нас к машине. Я не могла положить Саванну в детское кресло и держала ее на коленях, крепко прижимая к себе. Слезы градом катились у меня из глаз. Я целовала ее голову, и Саванна начала плакать, но я не могла успокоиться.

Мы ворвались в приемное отделение больницы, расталкивая очередь, и влетели в кабинет врача.

Врач в Тамворте чудесный — заботливый, опытный. Он осторожно искупал Саванну и показал нам, что произошло.

Он рассказал, что это был тонкий, булавочный, с пчелиное жало укол; иногда ему приходится накладывать швы, но не в этом случае.

Врач подозвал нас и показал, что крови больше нет и мы даже не сможем увидеть этот прокол.

Из больницы позвонили консультанту суданской общины. Он должен был встретиться с нами. Таких людей было немного в Тамворте, их работа состояла в том, чтобы поддерживать связь между беженцами и жителями городка, заниматься размещением вновь прибывших, рабочими визами, прививками и объяснением белой общине, в чем заключаются суданские традиции.

Пока я обнимала свою дочь и плакала, женщина-консультант, которая сама была суданкой, растолковывала мне, что такое культурные традиции Судана. Она говорила, что местной общине объясняли: им не разрешено делать то, что они сделали с Саванной. Им говорили, что в Австралии это запрещено, категорически запрещено, это карается законом. Но очень трудно их контролировать. Консультант пояснила, что некоторые суданские женщины делают девочкам очень маленький прокол, быстро и осторожно, чтобы никто не заметил, пытаясь сохранить эту традицию. Они надеются, что белая община, наша община, поймет, что это не делается камнем и девственная плева не вырезается. Я не могла это слышать. Я была так возмущена, что закричала:

— Вы считаете, что это правильно?

Суданка ответила:

— Нет.

Она сказала, что Малок не имеет к этому никакого отношения. Он, вероятнее всего, и не знал, когда это произошло. Женщины, исполняющие обряд, требуют, чтобы мужчин в это время не было дома. Возможно, Малок узнал о случившемся, когда вернулся с работы домой и попал на праздник.

Суданка пояснила: то, что сделали с Саванной, — «мелочь», могло быть гораздо хуже. Они могли вырезать ее органы, полностью зашить ей половое отверстие, и у нее не было бы менструации и даже мочеиспускания. Когда консультант рассказывала об этом, мне показалось, она гордится тем, что девочки теперь не подвергаются пыткам, а их половые органы просто прокалывают. Эта женщина объяснила, что случай с Саванной подтверждает: суданцы понимают, где они живут, что им запрещено делать это, поэтому тайно проводят обряд и больше не режут девочек, а просто прокалывают девственную плеву булавкой.

Я подумала: «Боже, просто прокалывают! Берут грязную иглу для шитья, прокалывают девственную плеву, и у девочек начинается кровотечение». И это считается нормальным, приемлемым. Это необходимо. Они не делают это на грязном полу острым камнем, но продолжают совершать обряд и затем празднуют это событие.

Дэвид сказал:

— Я не могу поверить своим ушам. Мою дочь травмировали, а вы считаете, что все прекрасно.

Консультант попросила его успокоиться. Она убеждала нас, что девочка не ранена, что у нее простая царапина. Мы должны осознать, что произошло. У Саванны белая мать, две белые матери, и, несмотря на это, девочку приняли в суданскую общину! Разве это не прекрасно? Это нельзя считать раной, это царапина, укол, так принято в других культурах. Никто не пострадал, нет швов, инфекции, все уже почти зажило. Да и кто мы такие, чтобы судить?

Я разговаривала с этой женщиной без обиняков:

— Меня не интересуют ваши рассуждения. Меня не интересует ваша политкорректность. Я смотрю на вас и понимаю, что с тех пор, как вы начали работать, вы стали феминисткой. Только феминистки придерживаются таких взглядов, и мне кажется, что вы одобряете насилие над детьми и пытаетесь прикрыть это разговорами о культуре и традициях. Я забираю Саванну из больницы, и мы летим в Сидней, где я напишу заявление в полицию и приложу все усилия, чтобы наказать виновных. Лично вы возместите все мои расходы.

Я ушла не оглядываясь.

Дэвид позвонил нашему семейному врачу, врачу Саванны, уже в аэропорту и объяснил ситуацию. Слава Богу, врача не волновали вопросы идентичности и культуры. Мы разбудили его, и он согласился встретить нас возле детской больницы в Сиднее, где он сможет осмотреть Саванну.

Мы не стали звонить в департамент. Я считала: то, что произошло, — отчасти вина департамента, потому что Саванну оставляли у людей, которые не знакомы с австралийскими законами.

Мы позвонили нашему адвокату. Рассказали, что случилось, и он, как и наш врач, был потрясен. Он сказал, что обратится в Верховный суд штата и потребует немедленного слушания дела. Наш адвокат был убежден, что отныне Малок сможет видеться с Саванной только в Сиднее, в присутствии куратора. Я попросила его об этом, и он стал действовать незамедлительно. Адвокат действовал так быстро, что департаменту пришлось нелегко. Они получили вызов из Верховного суда штата, делу был дан полный ход, и им пришлось побегать.

От нашего адвоката я узнала, что сотрудники департамента яростно доказывали свою правоту. Они пытались объяснить, что нет неопровержимых доказательств того, что произошло с Саванной, что непонятно, кто был вовлечен в это, что полиции необходимо провести расследование, что расходы не могут быть возмещены, что это культурная традиция, которую необходимо принимать во внимание, что это важно для Саванны — наладить контакт с ее суданской семьей. Весь этот бред я слышала много раз. Но судья не принял все эти доводы в расчет. Он объявил:

— Ребенок возвращается под опеку Каарен Атлей и Дэвида Бенетта. В дальнейшем до полного выяснения обстоятельств никаких контактов с Малоком Ибрагимом не будет.

Мы были уверены, что начиная с этого момента не будет никаких встреч, надзора — ничего.

Мы с Дэвидом находились в больнице, пока шло слушание дела. Вы уже знаете, что это были последние дни, которые мы проводили с Саванной. Ей было пять месяцев, она была прекрасна.