Кэролайн Оверингтон - Я пришла попрощаться

Это был Малок и несколько членов его семьи. У всех были слезы на глазах.

Они приблизились ко мне, и одна из женщин, крупная, с цветным шарфом на голове, подошла и крепко прижала меня к огромной груди.

На следующий день эта фотография появилась в газетах: пожилой человек в плохо сшитом костюме, с неаккуратно подстриженной бородой и огромная суданская женщина обнимают друг друга и плачут. Под фотографией была подпись: «Объединенные горем».

Я помню выступление мэра, моего шефа, он сказал несколько слов. Было очень жарко. По его лицу текли капельки пота. В конце церемонии руководитель Армии спасения дал знак школьникам, они встали с земли и, взявшись за руки, подошли ближе и положили к ногам Кэт несколько бумажных бабочек.

Американская пара, которая последней видела Фэт и Саванну на утесе, подошла последней и вложила в руки Кэт букет желтых роз. Они были из Техаса. Мужчина сказал:

— Я сочувствую вашему горю.

Я ответил:

— Спасибо за сочувствие.

После похорон мы вернулись в дом. Кэт, Дэвид и Блу с семьей остались ночевать. Случившееся потрясло их, они едва дышали. Клаудетт разрешила всем подержать на руках ее малышку, погулять с ней и поплакать. Только я и Кэт не смогли этого сделать.

Эдна тоже осталась на ночь у нас. Мы перенесли все матрасы в гостиную и уснули на полу.

Люди оставляли еду у двери. Мы не возражали.

Затем Эдна уехала домой. Уехали Блу с девочками, Кэт и Дэвид, и я остался один.

Некоторое время меня мучили кошмары. Я просыпался с мыслью: «Нет, только не Саванна!» Я спешил к ней и просыпался в слезах, понимая, что опоздал.

Потом наступил момент, когда я осознал, что ее не вернуть. Я не помню точно, кажется, я подъезжал к почтовому ящику. Вдруг я понял, что она ушла навсегда. Я остановил машину. Моя голова упала на руль, и я зарыдал.

Во второй раз мы столкнулись с журналистами, когда вместо тюрьмы « Silverwater » Фэт попала в психиатрическую клинику.

Ей помогла Кэт. Моей старшей дочери было очень больно, но у нее был диплом королевского адвоката, и она доказала, что в тот день, когда мы потеряли Саванну, Фэт находилась в невменяемом состоянии.

Королевская адвокатура помогла найти место в сиднейской клинике. Это была престижная клиника, где поправляли здоровье телевизионные ведущие и игроки регби. Адвокатура постановила, что Фэт будет находиться там до тех пор, пока психиатры не решат, что она сможет перенести заключение в тюрьме.

С улицы клиника выглядела как старинный викторианский особняк — с балконом, ажурными металлическими решетками, лужайками и тяжелыми воротами.

Я не знаю, кто сообщил обо всем прессе, но ее представители находились за воротами, когда привезли Донну-Фей. Газетчики готовили грандиозный репортаж. Они были в белых вагончиках со спутниковыми тарелками и установили палатки для ведения новостей.

Газетчики пропустили «скорую помощь», проезжающую через ворота. Машина припарковалась у главного входа, распахнулись задние дверцы, и Донна-Фей вышла из машины и под проливным дождем направилась к входу.

Если вы посмотрите запись, то увидите, что она не пыталась спрятаться от дождя. Донна-Фей не держала в руках зонт. Она шла с непокрытой головой.

Ее ночная рубашка промокла насквозь и прилипла к телу. Донну-Фей сопровождала полиция, и было видно, как ее подвели к входу и завели внутрь.

Вместе с Донной-Фей была Эдна. Эдну никто не знал, поэтому она меньше волновалась. Я не мог их сопровождать, потому что мне сказали, что я являюсь свидетелем. Кэт тоже не могла пойти, поскольку также была свидетелем. Поэтому Донну-Фей сопровождала Эдна. Она рассказывала, что весь персонал стоял в фойе, ожидая.

Медсестра открыла тяжелую дверь, помогая Донне-Фей войти. Эта же медсестра заметила, что Донна-Фей промокла не только от дождя — она обмочилась.

Медсестра взяла мою дочь за локоть и помогла ей сесть на стул. Эдна рассказывала, что это был стул с набивными подлокотниками и резной спинкой. Трудно представить, что кто-то в мокрых штанах будет сидеть на нем, но медсестра не думала о стуле. Она посадила Донну-Фей и произнесла:

— Мы поможем вам высушить одежду, не волнуйтесь.

Эдна сказала, что Фэт не плакала. Она выглядела удивленной. Фэт села на стул в своей мокрой одежде, ее волосы прилипли к лицу. Эдна подумала, что Фэт замерзла, и попросила персонал принести одеяло.

Из кабинета вышел администратор. Он направился к стулу, посмотрел Донне-Фей в лицо и спросил:

— Мисс Атлей?

Но моя дочь не ответила. Она до сих пор дрожала. Администратор опустился на колени, чтобы заглянуть ей в глаза:

— Донна-Фей?

Тогда Фэт подняла глаза и осмотрелась. Она хотела понять, где находится. Этот стул, похожий на трон, мокрая одежда, влажные волосы, много людей, стоящих вокруг в белых парусиновых штанах и таких же туфлях на резиновой подошве… Большая стойка администратора с цветами. Таблички, запрещающие пользоваться мобильными телефонами. Донна-Фей поняла, что попала в больницу. Она пробормотала:

— Все в порядке, все правильно.

Услышав шепот, Эдна опустилась на свои старые колени и переспросила:

— Что ты сказала, дорогая?

И Донна-Фей ответила:

— Все правильно. Я имею в виду, правильно быть здесь.

Эти слова не имели никакого смысла, за одним исключением: она была абсолютно права.

Донна-Фей была права: она находилась там, где и должна быть, где будет находиться всегда.

Во всяком случае, вся эта сумятица, начавшаяся с таким шумом, наконец закончилась. Я говорю о газетчиках. Они перестали приезжать, и я был благодарен им за это. Это позволило мне собраться с мыслями.

Меня навещали полицейские. Они рассказали, что у Фэт нет никаких шансов, что против нее будет выдвинуто обвинение. Один из них сказал:

— Они, должно быть, шутят.

Я ответил, что я, конечно, не эксперт, но состояние Фэт не изменится. Какой же смысл затевать судебный процесс? И если моя дочь будет в клинике, если она поймет, что натворила, больше, чем она сама себя, ее никто не накажет.

Через неделю после похорон Саванны, после того, как Фэт попала в клинику, ко мне оттуда приехала женщина — поговорить. Она провела у меня неделю, спала на диване. Это явно не входило в ее обязанности. Я не знаю, оплатил ли это Дэвид, если нет, то я попрошу его это сделать.

Эта женщина сказала, что я могу поговорить с ней о Саванне и о Фэт вместо разговоров с прессой.

Я ответил прямо:

— Это моя вина. Я не защищал ее права.

Я рассказал о матери Фэт, о том, как она ушла. Все это время она даже не давала о себе знать. А ведь события освещались во всех новостях — и ни единого слова от Пэт. Хоть бы какое-то проявление заботы. Я никогда не отрицал, что она много сделала, но и я тоже сделал немало. Я остался с тремя детьми на руках, Фэт тогда было всего полтора года…