Мохсин Хамид - Выход: Запад

Северные летние вечера — бесконечны. Саид и Надия часто засыпали задолго до темноты, и перед сном они часто садились снаружи на землю, спиной к общежитию, и уходили вдаль своими телефонами сами по себе, хотя со стороны казалось, что вместе, и иногда он или она озирались вокруг и ощущали своим лицом ветер, продувающий насквозь потревоженные поля.

Их разговоры почти прекратились, и к концу дня они, обычно, уставали настолько, что могли еле говорить, а телефоны обладают сами по себе особенностью отдалению от присутствия другого человека, что тоже сказывалось на них, и Саид и Надия больше не касались друг друга, лежа в постели, не так, как ранее, и не потому, что их занавешанное жилье в павильоне не казалось приватным местом, или не только из-за этого, а если начинались продолжительные разговоры, они — пара некогда согласных друг с другом людей — начинали пререкаться, словно их нервы были настолько напряжены, и долгое близкое нахождение вызывало приступ боли.

Каждый раз, когда пары меняются, они начинают, если их внимание в тот момент на своем спутнике, видеть друг друга по-другому, поскольку у характеров нет одного неизменного цвета — белого или синего — а, скорее, представляют собой экран, а тени, отбрасываемые нами на него, зависят от того, где мы находимся. То же происходило с Саидом и Надией, обнаружившими, что изменились в глазах друг друга в этом новом месте.

Саид для Надии стал казаться более привлекательным, чем был ранее, и его тяжелая работа и стройность тела очень шли ему, и работа давала ему время для молчаливых раздумий, вылепляя из молодого человека мужчину. Она заметила, как другие женщины иногда поглядывали на него, и все равно ее странным образом не волновала его привлекательность, словно он был камнем или домом, нечто таким, чем можно восхищаться, но не иметь никакого желания обладать.

У него появились редкие седые волосы в бороде — новоприобретение этого лета — и он молился с большей регулярностью каждым утром и вечером, и, очевидно, во время обеденного перерыва. Когда он разговаривал, речь шла о прокладке дорог и списке получающих жилье и политике, но никогда — о своих родителях, об их путешествии, о местах, какие они могли бы когда-нибудь посетить, и о звездах.

Его все более тянуло к людям их страны, работающим в лагере или общавшимися с ним по интернету. Надии стало казаться, что чем дальше они отдалялись от родного города во времени и в пространстве, тем больше он искал связи с тем местом, пытаясь притянуть к себе воздух той эпохи, давно ушедшей для нее.

Для Саида Надия выглядела почти такой же, как в первую их встречу, все такой же поразительно привлекательной, только более усталой. Совершенно необъяснимым оставалось то, что она продолжала одевать черную робу, и немного смущало то, что она не молилась, избегала родной речи и сторонилась их людей, и иногда ему хотелось закричать, чтобы она сняла тогда уж свою робу, и он кривился досадой внутри себя за это, поскольку верил, что любил ее, и от пузырящейся горечи обиды он злился на себя, на того, кем становился — все менее и менее романтичным, и не таким человеком, он считал, нужно было стремиться стать.

Саид хотел продолжать чувствовать то же самое, что он чувствовал всегда к Надии, и от возможной потери этого ощущения его понесло в мир, где можно было отправиться куда-угодно, но не найти ничего. Он был убежден, что заботился о ней, желал ей лишь добра и защищал ее. Она стала всей его близкой семьей — а он считал семейные ценности превыше всего — и, когда теплота их отношений начала остывать, его печаль возросла неимоверно, так неимоверно, что неясность заполнила его: возможно ли, что все его потери собрались в одно целое, и центр этого целого — смерть матери, смерть отца и возможная смерть его идеи о себе, когда-то любящего эту женщину так крепко — стал словно одной смертью, которую могли преодолеть лишь тяжелый труд и молитва.

Саид решил чаще улыбаться с Надией, и он понадеялся, что и она ощутит нечто теплое и дружеское, когда улыбнется он, но в ответ к ней приходила печаль и ощущение недоконченности и того, что им вместе необходимо найти выход из их ситуации.

И в один прекрасный день, совершенно внезапно, под небом бороздящих дронов и в невидимой сети наблюдения, заполнившей их телефоны, все записывающей, подхватывающей и знающей, она предложила покинуть их жилье, оставить свое место в списке нуждающихся и все, нажитое ими здесь, и уйти в ближайшую дверь, о которой она недавно услышала, в город Марин на берегу Тихого океана возле Сан Франциско, и он не стал спорить или даже сопротивляться, к чему готовилась она, а просто согласился, и их обоих охватила надежда — надежда их обновленных отношений, восстановленных отношений, какими те были совсем не так давно и скрыться через треть земного шара от того, кем они становились.

В Марине чем выше поднимаешься на холм, тем меньше людей, но вид становится все лучше и лучше. Надия и Саид были в числе поздноприбывших, и поэтому все нижние места у холмов уже были заняты, и тогда они нашли место повыше с видом вокруг и на мост Голден Бридж в Сан Франциско и на залив, когда была ясная погода, или на разбросанные островки, плывущие в облачном море, когда спускался туман.

Они собрали хижину с крышей из гофрированного металлического листа и стенками из найденных упаковочных ящиков. Как объяснили их соседи, такая конструкция была лучше всего приспособлена против землетрясений: могла легко рассыпаться, но вряд ли бы причинила много вреда ее жильцам из-за довольно легкого веса. Телефонный сигнал был сильный, и они раздобыли панель солнечной батареи с аккумулятором и универсальным разъемом на все возможные штекеры и сборщик дождевой воды, представлявший собой кусок синтетической ткани и ведро, а так же сборщики росы, выглядевшие в пластиковых бутылках словно нити накала в перевернутых лампочках, и, таким образом, их жизнь, пока еще без никаких излишеств, не была тяжелой, как им представлялось ранее, или, во всяком случае, каковой могла оказаться.

Из их хижины туман казался живым: передвигался, густел, соскальзывал, рассеивался. Он открывал виду невидимое, происходящее на воде и в воздухе, и — неожиданно — тепло, холод и влажность не просто ощущались кожей, но становились видимыми атмосферным явлением. Надии и Саиду казалось, что каким-то образом они жили одновременно и в океане и среди вершин холмов.

Надия спускалась вниз пешком на свою работу, сначал проходя через такие же, как у них, кварталы жилья без канализации и электричества, затем через кварталы с электричеством, а затем лишь кварталы с дорогами и водопроводом, где она могла сесть на автобус или поймать грузовик, едущий к ее месту работы — продовольственный кооператив, наскоро построенный в коммерческой зоне у городка Саусалито.