Мохсин Хамид - Выход: Запад

В некоем городе, полном беженцев, но все еще спокойном и тихом, или, по крайней мере, без явных следов войны, молодой человек повстречался с молодой женщиной в студенческой аудитории и не сказал ей ни слова. Много дней — ни слова. Его звали Саид, а ее звали Надия, и у него была борода, но не длинная полновесная борода, а, скорее, ухоженная щетина, а она была всегда покрыта с пальцев ног до самого горла черной бесформенной мантией. Люди еще продолжали получать удовольствие от того, какую одежду, вынужденно или нет, они могли выбрать для себя в рамках, конечно же, приличий, и их выбор всегда что-то означал.

Возможно, выглядит странно, что в городах, близких к краю человеческих бедствий, молодые люди все еще продолжали ходить учиться — в данном случае, в вечерний класс обучения корпоративного устройства и торговой марки — но так вот и есть, в таких городах с такой жизнью, что в один момент мы занимаемся текущими делами, как обычно, а в другой — мы умираем, и наши вечно-продолжающиеся кончины не останавливают наши вечно-переменные начала и продолжения, пока внезапно не случается подобного.

Саид заметил у Надии на шее родинку: желто-коричневый овал, редко, иногда, дышащий ее пульсом.

Спустя короткое время после того, как он заметил это, Саид впервые заговорил с Надией. В их городе еще не было больших сражений, лишь стрельба да редкие взрывы автомобилей, от которых грудную клетку наполняла сверхзвуковая вибрация, как от огромных звуковых колонок на музыкальных концертах; и Саид и Надия собрали свои книги и направились к выходу.

На лестнице он повернулся к ней и сказал: «Послушайте, не хотите выпить кофе?», и после короткой паузы добавил, чтобы не выглядеть слишком напористым, видя ее консервативного вида одежду: «В кафетерии?»

Надия посмотрела ему в глаза. «Вы не молитесь на вечерней молитве?» спросила она.

Саид выжал из себя самую милую гримасу. «Не всегда. К сожалению».

Ее выражение лица не изменилось.

И тогда он, ухватившись за свою гримасу отчаянием обреченного скалолаза, решился на слова: «Я думаю, это — личное. У каждого из нас — как лично у него. Или… у нее. Нет безупречных. И, в любом случае…»

Она прервала его. «Я не молюсь», сказала она.

Она продолжала пристально смотреть на него в упор.

Затем она произнесла: «Может, в другой раз».

Он смотрел, как она шла по студенческой парковке и там, вместо того, чтобы покрыть свою голову черным платком, как он ожидал, она надела черный мотоциклетный шлем, прицепленный замком к потрепанному, в сто кубиков двигателя, мотобайку, задвинула прозрачную шторку шлема, завела мотор и уехала, исчезнув мерным рокотом в наступающих сумерках.

На следующий день, на работе, Саид обнаружил, что не может перестать думать о Надии. Работодателем Саида было агенство, специализирующееся на наружной рекламе. Оно рентовало биллборды наряду с теми, которые были в его собственности, и работало над подписанием договоров для установки новых с автобусными линиями, спортивными стадионами и владельцами высоких зданий.

Агенство занимало оба этажа жилого здания, и там работало около дюжины работников. Саид был одним из новичков, но босс был доволен им и дал ему задание послать рекламный проект местной компании по производству мыла электронной почтой до пяти часов вечера. Обычно Саид собирал как можно больше информации по интернету и тщательно подгонял свою презентацию под нужды клиента. «Какая же это речь, если у нее нет публики», любил говорить его босс, а для Саида это означало, что он хотел ясно показать клиенту, что его фирма по-настоящему понимает бизнес клиента и сможет влезть в кожу заказчика и понять их нужды.

Но сегодня, хотя и рекламный проект был крайне нужен — каждый проект нужен: экономика была неважной из-за повсеместного беспокойства в обществе, и первой затратой, которую клиенты хотели уменьшить, была наружная реклама — Саид никак не мог собраться. Большое дерево, переросшее и неухоженное, возвышалось за крохотной лужайкой их здания, закрывая солнечный свет так, что трава на лужайке превратилась в пыль и проплешины одиночной травы, усеянной утренними сигаретными окурками, поскольку их босс запретил курение внутри здания, и на вершине этого дерева Саид заметил ястреба, строящего свое гнездо. Птица работала неуставая. Иногда она застывала в полете на уровне его глаз, почти недвижно в ветре, и затем, крохотным движением крыла или даже поднятием перьев, уходило в сторону.

Саид думал о Надии и смотрел на ястреба.

Когда почти закончилось время на подготовку, он каким-то образом сумел подготовить предложенный проект, копируя и вставляя куски из прошлых его проектов. Только подбор изображений, выбранных им, не имел ничего общего с мылом. Он взял черновик показать своему боссу и с трудом удержал себя от вздрагивания, положив бумаги на стол.

Однако босс был занят и ничего не заметил. Он чиркнул несколько неважных помарок на листах, вернул их Саиду с тоскливой улыбкой и сказал: «Посылай».

Саид почувствовал себя неудобно из-за того, как тот произнес это. Он пожалел, что не сделал лучше.

В то же самое время, когда письмо Саида было получено с сервера и прочитано клиентом, далеко в Австралии светлокожая женщина спала в одиночестве в Серри Хиллс — в пригороде Сиднея. Ее муж уехал по делам в Перт. На женщине была одна лишь футболка, его футболка, и обручальное кольцо. Ее торс и левую ногу покрывала простыня еще более светлая, чем она сама; правая нога и бедро были обнажены. На правой лодыжке, поверх Ахиллесова сухожилия, синела татуировка небольшой волшебной птицы.

Охранное наблюдение было установлено в доме, но не включено. Его установили предыдущие жильцы, когда-то называвшие это место домом, пока округа не наполнилась пожилыми жителями. Спящая женщина включала охрану спорадически, когда, в основном, не было мужа дома, но этой ночью она забыла это сделать. Окно спальни, в четырех метрах от земли, было открыто — лишь щелью.

В ящике прикроватной тумбочки лежали полупустая упаковка противозачаточных таблеток, использованная в последний раз три месяца тому назал, когда она и ее муж все еще остерегались зачатия, паспорта, книжки банковских чеков, магазинные чеки, монеты, ключи, пара наручников и несколько завернутых в бумажную обертку пластинок жевательной резинки.

Дверь в гардеробную была открыта. Всю комнату заливало свечение от заряжателя компьютера и беспроводного роутера, но вход в гардеробную был темен, темнее ночи, прямоугольником сплошной темноты — сердцевиной темноты. И из этой темноты вышел человек.