Мохсин Хамид - Выход: Запад

Грибы прибыли следующим утром в офис Надии, их курьер в униформе совсем не подозревал, что было внутри посылки, за которую расписалась и заплатила Надия, за исключением описания — продукты. Приблизительно в то же самое время группа вооруженных людей захватила городскую торговую биржу. Надия и ее коллеги провели много времени у телевизора, расположенного на их этаже рядом с водяным кулером, но к полудню все было кончено, и армия решила, что риск для заложников был меньшим злом, чем риск для национальной безопасности, чтобы продолжался этот слишком законопослушный и подрывающий мораль спектакль, и здание было захвачено максимально возможными силами, и вооруженные захватчики были уничтожены, а приблизительное число погибших среди работников было немногим меньше ста человек.

Надия и Саид посылали друг другу сообщения во время происходившего, и сначала они решили не планировать их встречу в этот вечер — второе приглашение для Саида прийти к ней домой — но, когда ко всеобщему удивлению, сообщения о ночном комендантском часе не последовало, скорее всего из-за желания власти показать свое полное контролирование ситуации, да и Надия и Саид беспокойно тосковали друг о друге, и тогда они решили все-таки встретиться.

Автомобиль семьи Саида был отремонтирован, и он приехал в нем к Надии вместо своего мотороллера, ощущая себя менее заметным для окружающих, сидя в закрытой машине. Но во время перемещений в трафике его боковое зеркало поцарапало дверь блестящего черного дорогого, стоимостью больше дома, автомобиля, перевозящего какого-то богача или важную персону, и Саид приготовился к крику, возможно, к драке, но охранник, вышедший с переднего пассажирского сиденья машины, с ружьем, едва бросил взгляд на Саида — скользящий и воинственный — как тут же был позван назад, и автомобиль сорвался с места, поскольку, видимо, хозяину сейчас очень спешилось.

Саид запарковал машину за углом здания Надии, послал сообщение о своем прибытии, дождался стука упавшего пластикового пакета, надел на себя робу и поспешил наверх, все точно так же, как до этого, только в этот раз он принес свой груз: поджаренные на гриле курица и баранина и еще горячий, свжевыпеченный хлеб. Надия взяла его еду и положила в печь, чтобы она оставалась там теплой надолго, но эта предосторожность была напрасной, поскольку их ужин станет совсем холодным, когда они съедят его под самое утро.

Надия вывела Саида на крышу. Она разложила широкий матрас с плотным ковровым верхом на террасе и села, упираясь спиной в парапет, и пригласила Саида сделать то же самое. Он сел и ощутил своим бедром гладкость ее бедра, а она ощутила своим бедром гладкость его бедра.

Она спросила его: «Разве ты не снимешь?»

Она имела в виду черную робу, а он забыл, что он — в ней, и он оглядел себя и ее и улыбнулся, и ответил: «Ты первая».

Она засмеялась: «Вместе, тогда».

«Вместе».

Они встали и стянули с себя робы, лицом к лицу, и под ними они были одеты в джинсы и свитера из-за прохлады ночного воздуха, и его свитер был коричневый и свободный, а ее был бежевый и обтягивал ее тело словно мягкая вторая кожа. Он попытался благородно удержать себя от взгляда на ее фигуру — его глаза в ее глазах — но, конечно же, как нам всем известно, что случается в таких обстоятельствах, он не был уверен, что смог удержаться: феномен бессознательного взгляда.

Они сели, и она положила кисть руки на его бедро, закрытой ладонью вверх, разжала пальцы.

«Ты когда-нибудь пробовал психоделичные грибы?» спросила она.

Они тихо беседовали друг с другом под облаками, за которыми иногда прорезывалась луна, иногда — темнота, рассматривая волны и завихрения отсвеченной городским светом серости. Поначалу все казалось обычным, и Саид спрашивал себя: может, она, пошутила, или ее обманули и продали не то. Вскоре он решил, что по каким-то неведомым обстоятельствам — биологические ли, психологические ли — он был просто, увы, невосприимчивым к чему-там-эти-грибы-должны-были-сделать.

И потому он оказался неподготовленным к благоговейному страху, объявшему его, к удивительному чувству, ощутившее всей своей кожей; и лимонное дерево в глиняном чане на террасе Надии, вышиной с его рост, проросшее из земли, которая проросла в глину чана, который стоял на кирпичах террасы, которая была словно вершина здания, которое само вырастало из земли, и на этой вершине земной горы лимонное дерево тянулось вверх, вверх, порывом таким прекрасным, что Саида захлестнула любовь, и вспомнились родители, к которым он внезапно ощутил чувство благодарности, и захотелось мира, такого мира для всех, для каждого, для всего, потому что мы все такие хрупкие и такие прекрасные, и все конфликты разрешились бы, если бы другие ощутили то же самое, и потом он увидел Надию, и что она увидела его, и ее глаза были, как миры.

Они не держались руками пока не вернулось ощущение реальности к Саиду, спустя несколько часов, не обычная нормальность, которую, как показалось ему, он уже не смог бы воспринимать, как обычную нормальность, но нечто близкое к восприятию до того, как они съели грибов, и когда они взяли руки друг друга — лицом к лицу — сидя, их запястья покоились на их коленях, на их коленях, почти касающихся друг друга, и тогда он наклонился вперед, и она наклонилась вперед, и она улыбнулась, и они поцеловались, и тут они поняли, что наступило утро, и что их более не скрывал сумрак, и что их могут увидеть с других крыш, и тогда они зашли внутрь и поели остывшую еду, не всю, и вкус у еды был очень сильным.

Телефон Саида отключился, и он подключил его в машине к запасной батарее, которую он держал в ящике для перчаток, и его телефон вернулся к жизни, гудя и звеня родительской паникой, их пропущенными звонками, их сообщениями, их накапливающимся страхом по невернувшемуся домой сыну в ночь, когда многие дети многих родителей не вернулись домой.

Когда Саид вернулся домой, его отец лег спать, и в прикроватном зеркале промелькнул вид еще более постаревшего мужчины, а его мать так обрадовалась виду своего сына, что ей захотелось, всего на одно мгновение, шлепнуть его по щеке.

Надии совсем не хотелось спать, и она решила помыться в душе, прохладной водой из-за долгого нагрева газового бойлера. Она вышла из душа обнаженной, словно только что родившаяся, и одела джинсы и футболку, как обычно, когда была одна дома, и затем — ее робу, готовая сопротивляться притязаниям и ожиданиям окружающего мира, и вышла на улицу погулять в ближайший парк, который сейчас уже опустел от ранноутренних наркош и гей-любовников, ушедших до этого из домов по делам, объясняя их долговременной необходимостью.