Мохсин Хамид - Выход: Запад

В наступившие выходные она пошла на рассвете в банк и встала в уже длинную очередь, ожидающую открытия банка, но, когда он открылся, очередь превратилась в беспорядочную кучу, и ей не оставалось ничего, как влиться в нее вместе со всеми, и в той беспорядочной толкотне ее хватали сзади, кто-то водил рукой по ее ягодицам и между ног и пытался войти в нее сзади пальцем, чего этому некто никак не удавалось сделать из-за многих слоев одежды на ней, но добрался довольно близко, как только было возможно в тех обстоятельствах, давя в нее с огромной силой, пока она была зажата телами вокруг, не имея никакой возможности двинуться или поднять свои руки, и, находясь почти в полусознательном состоянии, она не могла кричать или говорить — лишь сжимая свои ягодицы вместе, и рот ее почти автоматически сжался, почти физиологически, инстинктивно, запечатывая свое тело в одно целое, и, когда толпа двинулась, и палец исчез, то вскоре какие-то бородачи разделили толпу на две половины — мужчин и женщин, и она попала в женскую зону, и ее очередь дошла до банковского служащего лишь после обеда, где она сняла столько наличных, сколько позволялось, пряча ее на теле и в обуви, и оставив совсем немного в своей сумке, и потом она направилась к меняльщику поменять деньги в доллары и евро, а потом — к ювелиру, чтобы купить на оставшееся совсем немного золотых монет, постоянно оглядываясь через плечо в поисках следящих за ней, и затем она пошла домой и увидела, что у входа ее ожидает какой-то человек, и, разглядев его, она вся застыла от нежелания расплакаться, хотя все ее тело болело от синяков, и она была страшно напуганной и разозленной, и тот человек, ожидавший ее весь день, оказался Саидом.

Она провела его наверх, совсем забыв о том, что их могут увидеть, или наплевав на это, не беспокоясь ни о каких робах, и наверху, у себя, она сварила для них обоих чай, и руки ее дрожали, и было трудно начать говорить. Ей было стыдно и зло от того, что ей стало радостно от вида его, и у нее появилось ощущение, что она может накричать на него в любой момент, и, видя ее в таком настроении, он молча открыл свои пакеты и дал ей керосиновую походную печку, топливо, большую коробку спичек, пятьдесят свечей и упаковку таблеток для дезинфекции воды.

«Цветы не смог найти», сказал он.

Она, наконец, улыбнулась полу-улыбкой и спросила: «У тебя есть оружие?»

Они выкурили джойнт и послушали музыку, и после Надия опять попыталась приблизить Саида к себе не потому, что у нее появилось настроение, а потому, что ей захотелось выжечь из себя воспоминание о банковской очереди, а Саид опять смог удержаться, хотя они продолжали гладить друг друга, и он снова сказал ей, что секс у них должен быть только после свадьбы, и он не может пойти против своих убеждений, и потом он предложил ей переехать к его родителям, и она поняла его слова, как некое предложение.

Она погладила его волосы на голове, пока его голова покоилась у нее на груди, и спросила: «Ты хочешь сказать, что ты женишься?»

«Да».

«На мне?»

«На ком угодно, если честно».

Она хмыкнула смехом.

«Да», сказал он, понявшись и глядя на нее. «На тебе».

Она ничего не ответила.

«А ты что думаешь?» спросил он.

Она ощутила огромную нежность к нему в тот момент, когда он ждал ее ответа, и также она ощутила нарастающее напряжение, и потом она ощутила нечто еще вместе со всем этим, нечто сложно описуемое и близкое к горькой жалости.

«Я не знаю», сказала она.

Он поцеловал ее. «Ладно», ответил он.

Перед его уходом, она записала все детали его рабочего местонахождения, а он — ее, и она дала ему черную робу для накидки сверху, и она попросила его больше не прятать робу в узком проеме между ее зданием и рядом стоящим, где до этого он прятал накидку, и она забирала ее потом, а просто оставить эту робу у себя, и она дала ему запасной комплект ключей. «Чтобы моя сестрица смогла сама зайти в следующий раз, если она появится здесь раньше меня», объяснила она.

И оба они переглянулись, улыбаясь.

Но, когда он ушел, до нее донесся грохот далеких разрывов артиллерии, расчищающей здания — где-то возобновились яростные бои, и ее охватило волнение за него и за его дорогу домой, и она посчитала происходившее абсурдной ситуацией, потому что ей придется дождаться следующего дня и пойти на работу, чтобы узнать: смог ли он спокойно добраться до своего дома.

Надия закрыла входную дверь на засов и с трудом передвинула свою софу дополнительным укреплением двери, забаррикадировавшись от всего изнутри.

Той же ночью, на крыше не такой, как у Надии, в районе города не так далеко от района Надии, стоял смелый человек в освещении своего мобильного телефона и ждал. Он мог слышать иногда тот же грохот артиллерии, который слышала Надия, только гораздо громче. От шума дрожали окна его квартиры, правда, мелкой дрожью безо всякого риска разбиться. У смелого человека не было наручных часов и фонарика, и поэтому его неработающий телефон служил ему и тем и другим, и на нем был тяжелая зимняя куртка, а во внутреннем кармане находились пистолет и нож с лезвием длиной в кисть руки.

Еще один человек начал появляться из двери в конце комнаты, из двери чернее наступившей темноты, черной, несмотря на свет от телефона, и этот смельчак лишь наблюдал за появлением другого со своего поста у выхода на крышу, но ничем не пытался помочь тому. Смельчак лишь прислушивался к звукам на поднимающейся лестнице, к отсутствию звуков на лестнице, и стоял на своем посту и держал телефон, и касался пальцами пистолета в кармане куртки, бесшумно наблюдая за всем.

Смельчак был возбужденно взволнован, хотя это трудно было различимо в темноте и на его бесстрастном лице. Он был готов погибнуть, но у него не было скорых планов на смерть, он планировал жить, и он планировал совершить много великих дел, пока он мог.

Второй человек лег на пол, закрыв глаза от света, и стал набираться сил, держа рядом с собой, похожий на советский, но сделанный в другом месте, автомат. Он не мог ясно видеть, кто стоял у двери на крышу — просто кто-то стоял.

Смельчак продолжал стоять, держа руку на пистолете, прислушиваясь, все прислушиваясь.

Второй человек встал на ноги.

Смельчак махнул светом своего телефона, посылая второго человека вперед, как будто хищную рыбу, охотящуюся в чернильной глубине, и, когда второй человек приблизился так, что его можно было коснуться, смельчак открыл дверь квартиры, и второй человек вышел в тишину лестницы. И тогда смельчак закрыл за ним дверь и продолжил свое стояние, ожидая появления другого человека.

Не прошло и часа, как второй человек вступил в бой, среди таких же, как он, и бои, завязавшиеся сейчас с жестокой беспрерывностью, стали еще более яростными и равносильными по сравнению с предыдущими.