Мацей Патковский - Скорпионы

— Э, что это с тобой?

— Чертовски не повезло.

— Ну?

— Пошли мы за яблоками.

— Ну?

— Ну, и там влипли. Оказывается, сады сторожат. Подумать только — сторожить сад! Натрясли мы шикарных яблок, тяжелых, сочных, как апельсины, и, когда лезли через забор, тут-то нас и накрыли. Хочешь яблоко?

— Нет.

— Хорошее.

— Потом попробую. Мне надо выйти. Все из-за этого окаянного холода.

— Ну, иди. Только смотри поосторожней. Ведь они могут подкарауливать около лагеря, как бы камнем не угостили.

— Хорошенькое дело!

— Вот пойдем всем лагерем да так вздуем этих деревенских, что они сами будут яблоки нам приносить и еще уговаривать, чтоб мы взяли.

— Оптимист! Посмотри лучше на свой глаз.

— Глаз — это что. Вот как сегодня вечером в деревне камни засвистят да зазвенят стекла, тогда посмотрим, оптимист я или нет.

— Ладно, посмотрим. Но мне все же надо выйти.

— Так иди.

— А если они караулят?

— А ты иди в угол палатки и валяй через щелку, все равно дождь.

Остальные таким же образом вышли из положения. И снова заснули, потому что из-за дождя подъем перенесли на час позже.

Завтрак прошел в гробовом молчании. Правда, дождь перестал, но холод пронизывал до костей, тучи ползли низко, чуть не задевая тополя. Казалось, на земле вдруг стало тесно.

Ребята сидели на своих постелях. Размышляли, что бы предпринять. В соседней палатке раздавался смех — не иначе, как хохотали над анекдотами. Начальник предложил спеть, но никто не поддержал его. Один из мальчиков привез с собой банджо и теперь наигрывал какие-то сумбурные мелодии.

Герберт посоветовал соседу приложить к синяку мокрый лист подорожника. Он оттянет жар, и глаз не будет опухать.

— Да, кстати, как тебя зовут?

— Карл. Карл Портер. Ты играешь в шахматы?

— Ага.

— Вот здорово. Я привез шахматы, можем устроить матч. Пять партий. Идет?

— Идет.

Они расставили фигуры и начали первую партию.

— Ты высоко забрался? — спросил Карл.

Герберт понимающе ответил:

— Через год экзамены на аттестат.

— У меня тоже.

— А потом что ты собираешься делать?

Карл, не задумываясь, ответил:

— То же, что и мой старик.

— А старик?

— Извозчик.

— Что?

— Извозчик. Дальних рейсов. Афины, Будапешт, Мадрид, даже Дакар. Понял?

— Конечно, мой старик тоже был летчиком.

— Вот это да!

— Мы еще поговорим об этом, идет?

— Конечно. А ты что собираешься делать?

Герберт ответил не сразу. Не потому, что он задумался, он твердо знал, что будет делать, когда получит аттестат зрелости. Только ему трудно было объяснить это приятелю.

— Понимаешь, — сказал он, — я хочу сэкономить немного бензина.

— Не понимаю.

— Ты помнишь ласточек, которых немцы запускали на Лондон?

— Допустим. Но я все равно не понимаю.

— Крылья переносятся назад и ставятся углом к фюзеляжу. А вместо старых винтов будут две собачки.

— Как ты сказал?

— Будут собачки. Которых кормят болтушкой.

— Ах ты, дьявол. Реактивный?

— Вот именно.

— Ну, тебе здорово придется помучиться в политехническом.

— Ничего. Собачки мне покоя не дают. Я бы хотел, чтобы они отлаяли людям скорость звука.

— Ты подумай, — воскликнул Карл, — стоит одному из семьи стать летчиком, как все потомство наследует профессию — совсем как графский титул.

— Ты прав, — ответил Герберт. — Мы, летчики, чтим традицию.

Карлу, видно, так понравилось это «мы, летчики», что он даже не заметил ошибки, которую Герберт допустил в игре.

Третью партию они отложили в ничейной позиции. После обеда Герберт попросил у Карла непромокаемую накидку и решил отправиться в деревню. «Один бог знает, что меня там ждет. Ну, в худшем случае, буду ходить с фонарем, как Портер».

Дорога превратилась в топкое болото. Моросил дождь, и деревня казалась безлюдной. Только телеги изредка пропахивали колесами колею в густой грязи. В кювете бежала грязная вода. Из-под ног лениво выпрыгивали лягушки. Они прятались в придорожную траву или хлюпали по дороге к мутному потоку.

В магазинчике он купил ребятам сигарет. Постоял у красной кирпичной церкви, заглянул в дверь прокуренного, тесного, грязного кабачка. Спустился к реке.

К деревянному помосту было привязано несколько лодок. Рядом, в просторном сарае, висели сети и валялись другие рыбацкие снасти. Пахло гнилым камышом, тухлой водой и рыбьими внутренностями.

Он осторожно ступал по деревянному помосту, опасаясь, как бы прогнившие доски не провалились. В нос ему ударил тошнотворный запах протухшей воды. Он глубоко вздохнул. Ему хотелось запомнить этот запах как можно отчетливей, так же, как вчерашний закат над озером.

Сегодня противоположный берег едва различался, будто сквозь плотную пыльную мглу.

— Тебе чего? — услышал Герберт сзади хриплый голос.

Он обернулся. За ним стоял крепкий мужчина в поношенной рыбацкой робе. Только потом Герберт разглядел лицо — совсем молодое, но уже с задубленной кожей и тусклыми, усталыми глазами.

— Чего тебе здесь надо? — Голос рыбака приобретал задиристые нотки. Герберт не был уверен в том, что ему не доведется немедленно испробовать, насколько холодна вода.

— Пришел вот поглазеть… — Рыбак молчал, и Герберт продолжал, придумывая на ходу. — Мне всегда хотелось стать рыбаком, а я даже на пристани никогда не был. Хотелось бы посмотреть, как ловят рыбу. Наверно, чертовски трудная работа?

— А плавать умеешь?

— Откуда я знаю.

— Ну, так попробуем. А?

— Нет, сейчас чересчур холодно.

— Хочешь быть рыбаком, а боишься холода. А ну, давай в воду!

— Я тебе сказал, что холодно.

— Лезь в воду и не разговаривай.

— Пошел ты со своей водой. Хочешь пива, пошли выпьем! Мне что-то захотелось теплого пивца.

— Ты, парень, сначала поплавай, потом можно и теплого пива. Может, тебе еще и яблочка хочется?

— Не плохо бы! Давай!

— Ишь ты какой! Твои вчера ночью вдоволь натрясли.

— Но мне не дали.

— А ты, что ли, не тряс?

— Зачем? Я с ребятами в деревне познакомлюсь, они мне и так дадут. За это я могу их научить классной игре в карты.

— Так ты не ходил за яблоками?

— Зачем это мне!

— А к бабам?

— Нет еще.

— А тех, из лагеря, — он ткнул рукой в неопределенном направлении, — тех знаешь?

— Которых?

— Ну, тех, что пару дней назад приехали.

— Как же, знаю, — солгал Герберт.

— А Марлену знаешь?

— Это какая?

— Да есть там одна.

— Ты мне ее покажи. Я что-то не припомню.

— Тогда пошли.

Парень помог Герберту спуститься в старую лодку, на дне которой колыхалась грязная вода. Герберт уселся на мокрой доске, переброшенной поперек лодки. «Уж не затем ли мы сюда сели, — подумалось ему, — чтобы эта дубина выкинул меня, как только отчалим?»