Стерьо Спассе - Они были не одни

— Василика, Василика!

— Василика-а-а, где ты?.. — послышался издалека голос ее матери.

В это время с другой стороны раздалось мычание теленка.

— Василика, дочка-а-а! — звала ее мать, и голос ее все приближался.

— Му-у-у-у! — откликался ей с противоположной стороны теленок.

Но Василика и Петри ничего не слышали. И только когда рядом оказался громадный черный пес Кара Мустафы и своим глухим, угрожающим рычанием испугал их, только тогда они пришли в себя и услыхали и голос матери и мычание теленка.

— Иду, мама, иду-у-у! — откликнулась девушка срывающимся голосом.

— А теленка нашла? — спросила мать.

— Нашла, мама, нашла!

— Ну хорошо, хорошо. Так возвращайся скорей! У нас сегодня в гостях кьяхи.

Между тем Петри поймал теленка и привел его к Василике. Потом они пошли, взявшись за руки, и он проводил ее до самого дома. Какие это были для них обоих счастливые мгновения!.. Ведь давно уже им не приходилось бывать наедине при свете луны. Однако слова тещи о том, что они ждут К ужину кьяхи, огорчили Петри. Он сразу же вспомнил Гьику, вспомнил тот день, когда Гьика уже было убедил его своими доводами. И, подходя к дому Ферра, Петри уже не был таким радостным, как прежде, когда при виде любимой все казалось ему похожим на прекрасный сон.

У ограды дома Ферра они остановились: надо было расстаться.

— Мне нужно скорей вернуться, ведь у нас сегодня кьяхи! — проговорила Василика.

— Будто только сегодня они у вас! Твой отец с ними, как родной брат! — мрачно отозвался Петри.

— Это верно, но ведь гостям надо оказывать честь.

— Гостям?.. Но твой отец уж слишком много чести оказывает и им и Каплан-бею! За это его осуждает все село.

— Все завидуют, что отец умеет ладить с людьми.

— Да, умеет ладить, только не с хорошими, а с дурными людьми!

Снова послышался голос тещи:

— Василика, Василика, иди же скорей, уже поздно!

— Иду, мама, иду! Никак не могу загнать теленка в калитку… — Затем, повернувшись к Петри, она тихо спросила: — И ты тоже против моего отца?..

Петри содрогнулся: она проговорила эти слова так горько, с такой печалью, а между тем голос ее звучал для него так сладостно… Он еще раз сжал ее руку и затем бросился прочь от дома Ферра с такой поспешностью, будто за ним гнались.

«Зачем огорчать Василику, разве она во всем этом, бедняжка, виновата?» — думал он дорогой.

А Гьика всякий раз, как встречал Петри, перечислял ему все новые и новые подлости, совершаемые его будущим тестем.

Через несколько дней в село явились лесничие. Узнав об этом, крестьяне переполошились: они знали, какие им угрожают неприятности, если у кого-нибудь будет обнаружено свежесрубленное деревцо. Леса охранялись не только кьяхи, но и представителями государственной власти.

А дело обстояло так: лес сберегали не для того, чтобы сохранить его, а затем, чтобы получать взятки за порубку. На этом деле наживались лесничие и кьяхи. Торговцы углем и дровами из округи Корчи имели полную возможность вырубать лес по своему усмотрению. Днем и ночью поднимались из леса клубы дыма. А когда спрашивали у этих торговцев, как им удалось поладить с лесничими, они в ответ только хитро улыбались и подмигивали:

— Очень просто! Надо только хорошенько смазать дегтем колеса чужой телеги…

Действительно, так оно и было. Например, договаривались о том, что срубят сорок стволов, а на самом деле рубили двести и больше, если только умели вовремя сунуть взятку.

Но с крестьянами дело обстояло хуже, потому что, как они сами признавались с горькой иронией, не было у них дегтя, чтобы смазать чьи-то колеса. Кьяхи следили за ними в оба: лесничие не отставали от них и тоже часто наведывались в село, чтобы хоть что-нибудь сорвать с крестьян, если не деньгами, то, на худой конец, продуктами.

За этим пожаловали они и на сей раз. В сопровождении Кара Мустафы, сельского старосты и пойяка лесничие пошли в обход по селу. К ним присоединился и Рако Ферра. Перед домом Нело они наткнулись на бревно. Тотчас же старший лесничий, человек очень высокого роста, грозно нахмурил брови.

— Как здесь губят лес! Срубить такой толстый ствол — это преступление; за такое дело мало оштрафовать, следовало бы виновного посадить в тюрьму — да так, чтобы он никогда оттуда не выбрался!

— Правильно! — поддержал его Рако Ферра.

— Что поделать с этими разбойниками? Вон видите это развесистое грушевое дерево? Так вот… Каждого из них следовало бы там подвесить за язык; только тогда, может быть, они отучились бы от своих мошеннических проделок, — со своей стороны поддержал его Леший.

Из-за найденного бревна поднялся большой шум. Позвали Нело, чтобы он сознался в преступлении. Держа в руках келешэ. Нело, сгорбившись, предстал перед лесничими. Подбородок у него трясся.

— Я срубил его, потому что… потому что мне нужен плуг! — объяснил он, судорожно комкая в руках келешэ.

Старший лесничий ударил по стволу ногой и проскрежетал:

— Тебе нужен плуг, и поэтому ты рубишь лес, а? Знаешь, что ты наделал? — и он вытащил из сумки тетрадку и что-то в ней записал. Потом принялся допрашивать Нело: имя, фамилия, возраст, где срубил дерево и еще про всякую всячину.

Выругавшись и снова стукнув ногой по стволу, лесничий приказал Нело:

— Сегодня вечером явишься к старосте.

Лесничие отправились дальше, по дворам и сараям. В сарае у Эфтима они искали особенно тщательно. Эфтимица клялась и божилась, что у них ничего нет. Но в это время Рако незаметно подмигнул старшему лесничему. Тот, не говоря ни слова, взял вилы и глубоко ткнул ими в солому. Зубья уткнулись во что-то твердое. Лесничий приказал пойяку разворошить солому. Эфтимица в ужасе заломила руки и простонала:

— Пропали мы теперь!

— А, подлая баба! Вот ты теперь как запела! Думала, обманешь нас, хотела, чтобы все осталось шито-крыто!.. — набросился на нее с руганью Леший, в то время как старший лесничий с торжествующим видом снова извлек из сумки свою тетрадку для составления протокола.

В это время в сарай прибежал и сам Эфтим.

— Господа хорошие! Я шесть раз ходил к начальству, чтобы позволили срубить деревцо, а мне все велели приходить завтра да завтра… В прошлом году я и в Шён-Паль ездил, к вашему главному, и там ничего не добился! А вы посмотрите, что с домом стало? Крыша того и гляди обвалится, как-нибудь ночью придавит нас всех во сне. Вот я и срубил эти три тоненьких стволика, чтобы хоть немного ее подправить. Ни для чего другого! Но не успел еще… И сложил их здесь под соломой. Вот и все дело! — пытался как-то оправдаться Эфтим, с отчаянием показывая рукой на крышу своей хижины, напоминавшую шатер, растрепанный бурей.

Но представителя власти такие объяснения не умилостивили. Он составил протокол и подписался. Неграмотный Эфтим приложил палец. Когда лесничие уходили, он не мог сдержать своего возмущения: