Стерьо Спассе - Они были не одни

А Рако, оставшись один, все еще продолжал ругаться. Таким его увидела жена, когда вошла, неся блюдо с вареными яйцами, предназначенными для угощения зятя. Но при взгляде на мужа она чуть было не выронила из рук блюдо.

— Пусть лопнут мои глаза, пусть лопнут, если я отдам дочку за этого разбойника, разбойничьего сына, за этого шелудивого пса!

— Что случилось, муженек, в чем дело? — спросила перепуганная Раковица.

Рако набросился на нее с руганью:

— И ты, сука, пропади ты пропадом! Сука, сводня, вон отсюда! — Он вырвал у нее из рук блюдо с яйцами и швырнул его об пол. Яйца поразбивались, осколки блюда полетели в разные стороны.

Василика, узнав о случившемся, проплакала всю ночь и весь следующий день. Жена Рако очень боялась, как бы на селе не узнали о разрыве между семьями. Поэтому в тот же вечер она отправилась к Зарче и вызвала во двор Петри.

— Сынок, не говори никому о том, что случилось с тестем, а то все будут смеяться над нами, — со слезами на глазах умоляла его Раковица. — Попроси прощения, сынок… — уговаривала она Петри.

Но Петри, как ему ни хотелось примирения, как ни жалко ему было огорчать Василику, идти просить прощения отказался.

Дня через три, повстречавшись с Гьикой, Петри не удержался и со всеми подробностями рассказал ему о том, что произошло между ним и тестем. Гьика остался очень доволен:

— Ты поступил правильно! А они еще хотят, чтобы ты же просил прощения! — сказал он и крепко пожал Петри обе руки.

А сам Петри очень мучился: правда, он поступил, как должно, но из-за этого страдает Василика, избранница его сердца! В дом к тестю он с тех пор ни ногой. Но каждый вечер, как только темнело, бродил вокруг дома Ферра, надеясь увидеть невесту, поклясться, что любит ее больше жизни! Однако он ни разу не встретил Василику. Рако запретил ей выходить одной из дому, даже не пускал ее к озеру за водой, не без оснований подозревая, что Петри будет искать с ней встречи. Пока Петри не припадет к его стопам и не попросит прощения, ему дочки не видать. Пусть знает, что не так-то просто стать зятем Рако Ферра!

А против Гьики Рако затаил в сердце непримиримую ненависть. Он никогда не забудет его дерзких слов. Настанет день, и Рако Ферра сотрет его в порошок, обратит в прах со всем его семейством!

Наступил сентябрь. Сентябрь — очень важный для крестьян месяц. Он как бы означает конец старого года и начало нового. Давно собран урожай с небольших участков кукурузы. Что нужно было посеять — посеяно. В этом месяце крестьяне всем миром выбирают новых пастухов. Раньше они выбирали и нового старосту, но с тех пор, как власти стали вмешиваться в их дела, этот обычай больше не соблюдается. И свадьбы обычно приурочивались к сентябрю, потому что в это время у каждого семейства могла найтись лишняя горстка муки для свадебного пирога.

В сентябре у крестьян немало хлопот и со скотом: если летом достаточно было нескольких пастухов на все стадо, теперь их требовалось побольше.

Смена пастухов обычно производилась в день святого Димитрия. Прежние пастухи, пасшие скот летом, передавали свои посохи и стадо новым и спускались с гор в село. Кое-кто из них собирался осенью жениться, и надо было дать будущему отцу семейства возможность немного заняться своим хозяйством. А в горы зачастую отправлялись подростки. Родители заранее готовили им и опинги из свиной кожи и торбы.

После их ухода в деревне становилось еще тише. Особенно радовались старухи, что несколькими шалунами стало меньше. На улице теперь возились лишь ребятишки — оборванные, грязные, с исхудалыми личиками и раздутыми от постоянного недоедания животиками. Целыми днями они хныкали и дрались между собой.

Когда-то, много лет тому назад, в Дритасе была открыта школа. Помещалась она в полуразрушенном домишке и просуществовала всего лишь три месяца. Ученики этой школы — ныне взрослые, усатые мужчины — запомнили только палку, которой за малейшую ошибку или провинность их дубасил учитель. Прошло три месяца, и учитель бесследно исчез. С тех пор в Дритасе школы больше не открывали. Правительство албанского королевства вряд ли даже знало о существовании селения Дритас и уж во всяком случае не предполагало, что там нужен школьный учитель. Крестьяне давно потеряли всякую надежду на открытие в их селе школы, а когда о ней заходила речь, вспоминали горькую народную поговорку: «Если даже море будет из сливок, у бедняка все равно не найдется для них ложки»… Учатся и становятся государственными чиновниками только сыновья беев и ага, у которых есть много денег! Станет ли правительство заботиться об образовании детей каких-то разбойников в Дритасе?..

До восьмилетнего возраста крестьянские дети, словно поросята, валялись в уличной грязи, как кошки, лазали по деревьям да по заборам; достигнув же восьми лет, отправлялись в горы — пасти скот. Здесь, нередко под дождем и градом, жили они в обществе коз, овец да сторожевых псов. Этот путь прошли в селе все: от самых старших и до Гьики и Петри.

Вот уже три недели, как вернулся с гор младший сын дяди Коровеша, Или. Старик, пока в амбаре еще оставалось немного хлеба, собирался его женить, но стряслась нежданная беда — Или заболел. Дядя Коровеш уверял, что парня сглазили: колдовством накликали на него хворь. Но делать было нечего: пришлось отложить свадьбу до дня святого Георгия!..

Обычно день святого Димитрия заставал крестьян почти с пустыми амбарами: немного оставлял им Каплан-бей. Некоторые кое-как обходились собственным хлебом, другие искали заработков в округе Корчи, торгуя дровами или сушеной рыбой. Делали это с оглядкой, чтобы не попасться на глаза кьяхи или представителям власти. Многие уходили на заработки, кто в Горицу, а кто и дальше, в самый Дуррес. Особенно ценились те, кто нанимался на работу со своей лошадью или ослом. Еще до отъезда они получали аванс и, надеясь на хороший заработок, оставляли его семье. Но обычно авансом все и ограничивалось. Проработав целую зиму, при окончательном расчете они ничего не получали — с них удерживали буквально за все: столько-то за муку, столько-то за фасоль, за масло, за выданную обувь, за недостачу угля и еще за многое другое… И в конечном счете они не только не получали денег, а еще оказывались в долгу у нанимателей: иногда приходилось в счет долга оставлять там осла или коня, которые от непосильной работы скоро издыхали. Так, например, в прошлом году вернулся домой без своего осла дядя Стаси. Там же, в горах, близ Дурреса, сложил свои кости и огромный, величиной с верблюда, мул дяди Ничо. Ничо приобрел его еще в те времена, когда в Корче стояли французы [25] Имеется в виду период непосредственно после окончания первой мировой войны. . Горько плакали маленькие внуки Ничо, увидев, что дед вернулся без своего замечательного мула. А года два тому назад подобная же история приключилась и с Нело.