Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Какое космополитическое общество! — воскликнул профессор. — Можно подумать, что мы в Лондоне.

Зюска попросила провести гостей в отведенные им комнаты и условилась встретиться с ними попозже, чтобы идти ужинать.

— Мы не можем, — заявил де Мулляк. — Сейчас всего пять часов.

— Но вам уже все приготовили.

— Придется смириться, — сказал со смехом профессор. — Кстати, в самолете я очень плохо поел.

Отозвав Зюску в сторону, он спросил ее:

— Мне бы хотелось послать телеграмму жене. Это возможно?

— Конечно. Дайте мне текст, я все сделаю.

— А позвонить я могу?

— Если хотите…

В ресторан он пришел позже всех и, сияя, объявил:

— Все в порядке. Я разговаривал с Парижем… Знаете, у вас совсем неплохая гостиница. Мне дали отличный номер.

— Вам не нравится? — обеспокоенно спросила Зюска.

— Наоборот, даже слишком роскошно.

Он просмотрел меню, заказал метрдотелю ужин и достал из кармана записную книжку.

— Ладно, теперь скажите, какой у вас будет распорядок. Когда открывается конференция?

— Завтра в девять утра, — ответила Зюска. — За вами будут посланы машины.

— Все это чудесно, но я бы хотел еще знать, что мы должны на ней делать?

— Вероятно, наши друзья ждут, что вы выступите, — сказал де Мулляк.

— Нет, говорить будете вы.

— Я хочу вас попросить — и думаю, что мадам Фурнье меня поддержит, — выступить от имени нашей делегации.

— Конечно, — ответила Ирэн.

— Ну вот, друзья, именно этой ловушки я и опасался. Нечего на меня так смотреть, я говорю совершенно серьезно. Надо было меня предупредить…

Почувствовался холодок. Зюска объяснила, что завтрашний день будет посвящен вступительному докладу ректора и прениям по нему, а выступления гостей из-за рубежа состоятся только послезавтра.

— Очень хорошо, это меня устраивает, — сказал профессор уже более благодушно. — Таким образом, мы успеем послушать и подумать. Итак, будем считать, что на сегодня с этим вопросом покончено. Но я люблю ясность во всем, и поэтому скажите, что мы должны делать сегодня?

— Все, что вам захочется.

Де Мулляк решил повидаться с друзьями. Ирэн не терпелось осмотреть город, профессору тоже хотелось походить по Праге, но в полном одиночестве.

— А вы не боитесь заблудиться? — спросила Зюска.

— Я здесь бывал до войны.

— Тогда вам остается только подумать о том, как провести вечер. На случай, если вы захотите пойти в театр, я взяла ложу в опере.

— А что там идет?

— «Кармен».

Ирэн чуть не захлопала в ладоши.

— Да, интересно посмотреть, как ее здесь ставят, — сказал де Мулляк.

— Вы просто удивительно предусмотрительны, — добавил профессор.

Он пришел в прекрасное расположение духа, поел с большим аппетитом и, к удивлению де Мулляка, заявил, что чешская кухня восхитительна.

— Вы довольны? — спросил де Мулляк Ирэн в понедельник утром, когда они вдвоем в холле гостиницы ждали профессора.

Этот вопрос можно было не задавать. Ирэн была в восторге от оказанного ей приема. Эти два дня она провела как во сне. Огромное впечатление на нее произвела конференция, на которой присутствовало пять тысяч делегатов. В перерывах между заседаниями ее окружали девушки и юноши, они задавали ей вопросы, дарили сувениры и даже просили у нее автограф. Заключительную речь произнес премьер-министр. После окончания конференции он пожал Ирэн руку. Зюска, с которой они очень подружились, познакомила ее с многими товарищами, с шахтерами из Моравской Остравы, с пражскими студентами, словацкими крестьянами, священником из Братиславы, с чемпионом Затопеком, который носит офицерскую форму… Новые друзья расспрашивали ее о Франции, о французском народе и все повторяли слово «мир».

— Довольна ли я? Еще бы!

У де Мулляка конференция не вызвала такого восхищения. Он привык к парламентским дебатам, и, с его точки зрения, ораторы повторялись, а слушатели слишком часто и бурно проявляли восторг. Он опасался, что некоторые выражения, употребленные премьером в его выступлении, неприятно подействовали на такого объективного и щепетильного человека, как профессор Ренгэ.

Но де Мулляк не высказал своих соображений, и Ирэн решила, что он полностью разделяет ее чувства. Она все с тем же ненасытным любопытством принялась разглядывать застекленные панно в холле гостиницы «Алькрон», на которых были изображены гербы всех стран мира.

— Вы тоже обратили на это внимание? — спросил профессор, подходя к ней. — А вы заметили, что большинство республик Латинской Америки включили в свой герб фригийский колпак Французской революции?

— Интересно, — ответил де Мулляк. — Кроме того, у некоторых из этих республик тоже трехцветный флаг.

— Все это очень показательно и, по-моему, говорит о неослабевающем влиянии Франции. Этот пример не единственный. Вообще у Франции гораздо больше друзей, чем у нас принято думать. Взять хотя бы Чехословакию. С какой симпатией здесь к нам относятся! До чего волнующую овацию устроили мне вчера, когда я выступал… Из всего этого следует сделать очень определенные выводы…

У де Мулляка отлегло от сердца.

— Значит, вы довольны конференцией?

— Это не то слово — я просто в восторге. Замечательный народ!

— Я бы лично предпочел более разноречивые высказывания.

— Возможно. Но, во всяком случае, такие конгрессы, как этот, не могут делаться по заказу. А вы слышали речь их премьера? Наш премьер-министр ничего подобного не осмелился бы сказать.

— Да, я не представляю себе, чтобы наши выступили на собрании сторонников мира, да еще с разоблачением американского империализма! — улыбнувшись, сказал де Мулляк.

— Вот именно! Конечно, у выступавших особый подход ко всему, но, честно говоря, в вопросе о воссоединении Германии правы они. Я всегда твердил, что прежде всего нужно найти мирное разрешение этой проблемы… Кстати, насколько я понял, конференция с этой целью и была созвана…

Де Мулляк собирался в город, чтобы перед отъездом сделать кое-какие покупки.

— А разве переводчица ничего вам не сказала? — удивленно спросил его профессор.

— А что именно?

— Она предложила мне побывать в Лидице, и я перенес отъезд на завтра. Кроме того, сегодня вечером меня пригласил к себе ректор.

В этот момент появилась Зюска и сообщила, что ей удалось взять билеты на следующий самолет.

— Да, но меня это не устраивает, — ответил депутат. — Меня ждут сегодня вечером.

— Ничего, сделайте, как я, — сказал профессор, — позвоните жене и предупредите ее, что вернетесь на день позже. Вы же, сударыня, насколько я понимаю, не будете возражать, если ваше пребывание здесь продлится?

Ирэн очень хотелось расцеловать профессора. Зюска, главная участница этого заговора, улыбалась во весь рот.