Августо Кури - Покупатели мечты

И, прежде чем Учитель договорил, Шарль сказал:

— Я знаю, знаю. Речь идет о прощении… так говорил ваш отец. И вы хорошо знаете, что из-за этого он умер.

Я понял, что Шарль знал нашего Учителя с его самого раннего детства. И я пошел дальше. Будучи сильно озабоченным условиями жизни человека, которому я служил, и в особенности продуманной попыткой убить его в госпитале Меллона Линкольна, я высказался категорично:

— Или вы берете в руки власть, или вы должны изменить страну и продавать идеи в отдаленных и изолированных местах. Возможно, на одной из своих дач на греческих островах, в Скандинавии или во Французской Полинезии.

— Мои чемоданы готовы, — сказал Мэр, будучи в восторге от предложения.

Я был под впечатлением от всего, что узнал. Как преподаватель университета, я страдал оттого, что приходилось платить за мой маленький и скромный дом в течение тридцати лет, а у Учителя было несколько дач, и он ими не пользовался. Что это была за отрешенность?

Учитель, обращаясь к Мэру, шутливо заметил:

— Мне не надо носить чемоданов. — И, отвечая на вопрос Шарля, сказал: — Я чуть не умер от скуки, от состояния вины, от депрессии, от тоски в этих местах проживания. — Это признание помогло понять то, что висело тяжелой ношей у него на душе. И добавил: — Пусть каждый день приносит свои собственные проблемы и свои собственные решения. Кто знает, что оборванец реорганизуется в поисках смысла жизни, пытается понять, кем он является? Кто знает о том, что несчастный, который с вами говорит, однажды будет иметь удовольствие принять свой несчастный золотой трон?

Прежде чем он перешел к драмам, которые ему довелось пережить, в особенности к тому, что касалось потери его детей, Шарль уже бесконечно преклонялся перед Меллоном Линкольном-сыном. Он знал, что тот был бесстрашным и отважным, обладал незаурядным творческим характером и неукротимой решимостью, Никто не был в состоянии следить за его рассуждениями и упорством. Шарль наконец понял, что ему вряд ли удастся переубедить этого человека сменить избранный им путь и вновь стать самим собой. Озабоченный, он почувствовал, что ему следует сойти со сцены, но не удержался, чтобы сказать:

— Я пообещал вашему отцу, лежащему на смертном одре, что никогда не покину вас. Вы знаете, где меня найти — И добавил: — Ах, этот телефонный звонок, который зазвенел и прогнал пять человек, почти убивших вас… Это не было ударом судьбы. Я пытался защитить вас, но не представился случай. Информатор, которого я поставил сопровождать вас, увидев, что вы оказались перед ними, доложил мне, что вы были в форме, однако не удалось определить, кто нанял этих убийц. Только сейчас я сделал столь унизительный вывод.

И, глубоко вздохнув, он с нежностью произнес свои последние слова:

— Меллон, сын мой, вы очень важны для многих людей, но вы подвергаетесь риску умереть. Берегите себя. — Он вытащил бумажник и хотел дать ему больше тысячи долларов. Но Учитель отказался. У Шарля на глазах появились слезы, и он молча ушел.

Бартоломеу и другие, включая меня, кусали себе пальцы, желая получить сокровище. Но оно исчезло. У Продавца Грез было двадцать охранников, пять бронеавтомобилей, два собственных самолета, но он предпочел свободу, отказавшись от защищенности в подземной тюрьме, омываемой лучами прожекторов общества. Непостижимо? Да, человек, за которым мы следовали, имел сложный склад ума. И он попытался объясниться:

— Если бы у меня была тысяча лет жизни, возможно, я бы вернулся назад и потратил время на то, что считаю вторичным. Но, по моему мнению, между младенчеством и старостью есть несколько мгновений, и я не могу позволить себе роскошь жить без свободы. Я не прошу вас, чтобы вы меня поняли, а прошу, чтобы уважали.

Когда мы услышали всю эту историю, с наших глаз слетела пелена. Все мы были поражены. Учитель вышел в мир, обеспечив адрес внутри себя самого, чтобы сталкиваться с конфликтами, которые ему угрожали. Он уже много поработал. Он уже сделал вклад в систему, которую критиковал. У него уже были компас и программа. Было время, чтобы чувствовать себя свободным.

Я снова посмотрел на ласточек и, вспомнив гимн путника, процитировал его, желая, чтобы его слова отправились в полет и были свободными, как и они:

— Кто я? Могущественный? Знаменитый? Нет! Я — всего лишь путник, утративший страх потеряться. Они могут называть меня сумасшедшим, могут насмехаться над моими идеями. Не важно… Важно то, что я — путник, который научился выходить из тюрьмы рутины .

Час спустя мы снова встретились в саду двора Федерального собрания. Мы напевали, поскольку теперь следовали за могущественным человеком. Это приводило нас в экстаз. Все будет проще и привлекательнее. Наши пути выровняются, в нашем утре не будет бурь, в нашем существовании будет больше комфорта и больше удовольствия. Наивное заблуждение. Мы сразу же слетели с вершины эйфории в обрывистую низину страха.

Появился какой-то мулат с седоватыми волосами, выглядевший лет на пятьдесят, который быстро приблизился и вложил мне в руки письмо. И ушел, не назвав себя. Письмо предназначалось Краснобаю и Мэру и было подписано не больше и не меньше… как El Diablo.

Я испугался. Задумался. Получалось, что двое моих спутников были друзьями вожаков знаменитого Острова Демонов. Я вручил им конверт, который осмотрел с некоторым опасением. Бартоломеу вышел вперед и дал мне обобщенное пояснение:

— El Diablo и Щебень были нашими друзьями в приюте. Мы были их вожаками в молодости. Но мы пошли по пути алкоголизма, а они по пути преступности.

Я набрал в легкие воздуха, чтобы лучше насытить кислородом мозг и более глубоко поразмыслить над услышанным. Я вспомнил, что Бартоломеу и Барнабе скрестили пальцы перед собранием уголовников, и я заметил, что это был знак.

Мои друзья развернули письмо и стали читать его вместе. Я стоял в стороне, чтобы не мешать им. Я только наблюдал за ними. Когда они читали, их губы начали дрожать. И Краснобаем, и Мэром внезапно овладела тревога. Они стали задыхаться, а затем замерли, словно парализованные. В следующий миг они упали на колени на газон, их лица были в слезах.

Я стал проникаться их реакцией. Я никогда не видел, чтобы эти двое весельчаков утратили самообладание, но они его действительно утратили, как и свое привычное остроумие, хорошее настроение и дух. Будучи взволнованным, я хотел прочитать то, что прочитали они. Тогда, почти обессиленные, они вручили мне письмо.

Это было письмо, предназначенное для них, но на самом деле оно было адресовано Учителю. Я стал читать фразу за фразой этого маленького послания и был в равной степени поражен. Я бессмысленно и безутешно качал головой. Они изувечили человека, которого мы больше всего любили, ударами и клеветой, но сейчас они его хоронили.