Аврора Гитри - Татуированные души

Теперь я наблюдаю за осанкой старухи. Ее выставленная вперед грудь заставляет забыть о сгорбленной спине. Я испытываю непреодолимое желание следовать за ней. Я словно загипнотизирована движением ее бедер. Я поддаюсь охватившему меня очарованию, я стараюсь двигать телом так же, как она, хотя очень быстро чувствую, что мне чего-то не хватает, какой-то мелочи, без которой я выгляжу неуклюжей девчонкой в тени прародительницы: мне не хватает опыта.

— Ни один клиент не заходит за эту занавеску, не заплатив. Здесь сначала деньги, потом игры.

Она медленно отодвигает тяжелую красную ткань. Я никогда не видела столь роскошной, пусть даже и несколько потрепанной материи. Подобных штор я касаться не привыкла. Проходя к бамбуковой двери, которая под ними скрывается, я чувствую на ощупь мягкость ткани.

С таким видом, словно она готовит мне сюрприз, старуха ведет меня по коридору. В него выходит много дверей. Они покрашены в разные цвета и снабжены номерами. Лампочка, пленница плетеного абажура, отбрасывает на стены треугольные тени. Обстановка здесь не такая, как в баре. Чувствуется, что тут себя уже не показывают. Штора и ряд дверей создают атмосферу пещеры, скрывающей невидимые сокровища.

Старуха открывает первую дверь и грациозным жестом приглашает меня внутрь. Я сразу же понимаю, что точно так же она проводит в норы и клиентов.

— Это комната Нет.

Я немедленно узнаю свежий, мятный аромат Нет, смешанный с незнакомыми, тяжелыми запахами пота и влаги, кислыми, сладкими и одуряющими одновременно… разносимыми скрипящим под потолком вентилятором. Это, видимо, и есть запахи наслаждения.

Нора маленькая. Стены такого же цвета, что и дверь, грязно-розовые, кое-где облупившиеся. Мебели нет. Только слева стоит бамбуковый плетеный диванчик, а справа вешалка с несколькими пустыми плечиками и умывальник. Благоговейно, словно в храме, я подхожу к диванчику. Бамбук старый, местами поцарапанный, местами — отполированный… Стигматы происходивших на нем любовных схваток. Не обращая внимания на взгляд старухи, я сажусь на диванчик. Кладу руки на его поверхность, она кажется мне влажной, теплой, гладкой, как кожа.

— Каждая девушка отвечает за свою нору. И содержит ее в чистоте. Вешать фотографии, постеры, амулеты категорически запрещается. Считай, что я сдаю тебе бокс. Для работы. Ты здесь не живешь, понятно?

Меня охватывает ощущение покоя и мира… Я с удовольствием заснула бы в этой комнате, которая многим показалась бы убогой…

Словно читая мои мысли, старуха заявляет:

— Я отдам тебе номер пятнадцать. Она самая прохладная. Как видишь, кондиционеров у нас еще нет. И потом, жара возбуждает. — При этих словах она откидывает голову назад и закатывается безумным смехом, нарастающим, усиливающимся, так что у меня по спине пробегает холодок. — Ну ладно. Да сейчас и не очень жарко. Но когда на улице сорок градусов, поверь мне, все девушки мечтают о пятнадцатом номере. Иди за мной.

Старуха не ждет, пока я встану, и исчезает в одной из соседних комнат. Я остаюсь на несколько секунд в одиночестве и вдыхаю влажный, полный запахов воздух. Диванчик рассказывает моим пальцам историю Нет, я слышу стоны наслаждения, которым подражает скрип вентилятора, вижу рассеянный свет, напоминающий приглушенное освещение в любовных сценах в кино. На моих губах, как цветок на солнце, медленно расцветает улыбка. Сегодня я получила имя. А главное: нашла работу.

— Ну видишь, ты не умерла!

Она весело смотрит на меня. Она красивая, у нее гладкая и блестящая кожа, как у ребенка. Хотя она и напоминает мне маски дракона, которые появляются на улицах на китайский Новый год. Только теперь я понимаю, что красота может внушать страх.

— Не умерла.

Наоборот, мне кажется, что я родилась заново. За деревянными дверями, у стойки бара, на диванчике в пятнадцатом номере. Когда я почувствовала, что меня подхватил свежий ветерок, когда увидела то, о чем рассказали оставленные в твоем боксе следы. Теперь я знаю, что ты выбрала для меня прекрасный путь и прекрасное имя. Докмай. Я — Докмай.

— Знаешь, ты ей понравилась.

Ее голос странно дрожит. На лице застыло капризное выражение играющей в куклы девочки. Она держится натянуто. Пальцы крепко сжаты. Я узнаю симптомы, я понимаю язык ее тела. Ясные, музыкальные жесты понятнее слов. Это зависть.

— Да?

— Перестань притворяться, ты сама видела! Она просто влюбилась в тебя! — говорит она и подпрыгивает.

Она приземляется на ноги, сгибает колени и склоняет голову влево. Ее руки струятся, делают волнообразные движения, кисть превращается в голову змеи. Изогнутые пальцы ласкают запястье. Настоящая танцовщица. Я сразу воображаю ее в вышитом золотом костюме. На голове появляется шляпа, обклеенная зеркальными осколками и устремленная к солнцу, которое должно отражаться в кусочках стекла. Улица с плетеными мусорными баками, полными сгнивших фруктов, куриных объедков и всевозможных отбросов, превращается в подмостки чудесного театра.

Когда я в детстве представляла себе волшебниц, они были такими, как Нет.

— Добро пожаловать в «Розовую леди», милая моя.

Мне кажется, что она кому-то подражает, повторяет уже пережитую ею сцену.

— Спасибо.

— Так, теперь нам нужно чем-то прикрыть на вечер твое бренное тело.

Волшебница исчезла, я снова вижу свою подругу с ее гибким, танцующим по тротуару телом, которое словно обещает наслаждение каждому встречному.

— На вечер?

Старуха не сказала мне, когда я должна начинать. Она просто провела меня в пятнадцатый номер. Теплый ветерок обласкал мне ноги, пробежал по спине, обнял за шею, нежно коснулся лица. В воздухе плыл аромат жасмина, смешанный с запахом плотских утех. Помещение напоминало бокс Нет. Только здесь испещренные шрамами стены темно-синие. Краска, как и везде, трескается от влажности. Диванчик, тоже плетеный, кажется, хранит меньше воспоминаний, чем его собрат в комнате моей подруги. Он гладкий, как бамбуковая флейта, которые, обманывая скуку, вырезают мальчишки на Севере. Лишь несколько зазубрин в изголовье. Я, забавляясь, пробегаю по поверхности диванчика пальцами. Ветерок, проникающий сквозь переплетенные прутья, напоминает мне дуновения воздуха, когда-то давно касавшегося моей кожи во время игры на флейте.

Не знаю, сколько времени оставалась я в своей норе, пытаясь воссоздать ее прошлое и представить себе будущее, которое я скоро ей подарю. Когда я вернулась в бар, старуха уже исчезла, а Нет вновь обрела сводящее с ума всех встречных мужчин умение раскачивать бедрами. Я не решилась спросить, куда ушла сутенерша. Впрочем, Нет и не дала мне такой возможности. Она потащила меня на улицу, припрыгивая так радостно, словно выиграла в лотерею.