Сомерсет Моэм - Покоритель Африки

Над головой висели низкие облака, и у горизонта серое небо сливалось с таким же серым морем. Горящий взгляд Люси уносился вдаль. Теперь вся ее жизнь зависела от событий в далеком уголке Африки, где героически сражались Алек и Джордж. Девушка задумалась, что означает столь долгое отсутствие вестей.

— Мне бы только увидеть, — шепнула она.

Ее дух устремился вдаль, пронзая бесконечные пространства, но вернулся ни с чем. Судьба путешественников оставалась неизвестна.

Однако преодолей любовь разделявшую их пропасть, сумей Люси чудесным образом рассмотреть, что происходит с Алеком и Джорджем, — ей открылась бы трагедия куда более страшная…

Ночь была темная и ненастная. Шел дождь, всюду стояла грязь. Верные суахили, которых Алек привел с побережья, стучали зубами у костров, а дозорные дрожали от холода. В такие ночи мужество уходит, а все, к чему Алек стремился, кажется глупым и незначительным. С потолка палатки струилась вода, всюду без стеснения сновали огромные крысы. Крепкая парусина раздувалась под могучими порывами ветра, оттяжки поскрипывали, словно вся конструкция вот-вот взлетит. В палатке было на удивление тесно, притом что в ней стояла лишь прикрытая москитной сеткой постель Алека, складной столик с парой садовых стульев да ящики со всяким ценным имуществом. Под ногами хлюпало, несмотря на брошенный на пол кусок брезента.

На одном из стульев спал человек: голову он опустил на руки, а винтовку прислонил к столу. Это был Уокер — юноша, отправленный распоряжаться самым северным форпостом «Восточноафриканской компании» взамен старшего товарища, который уехал домой в отпуск. Он присоединился к экспедиции год назад и оказался забавным круглолицым толстяком веселого нрава — какого совершенно не ожидаешь встретить в африканской глуши, — причем совершенно неприспособленным к здешнему образу жизни. Достигнув совершеннолетия, он унаследовал скромную сумму, которую тут же решительно промотал, не останавливаясь ни перед чем. Потратив последнее пенни, он, чтобы не умереть от голода, принял предложение друга семьи, входившего в руководство «Восточноафриканской компании». Невзгоды совершенно не сказывались на его жизнерадостной натуре. Уокер никогда не унывал, не жалел об ошибках молодости и не роптал на преследующие отряд тяготы. Юноша нравился Алеку. Будучи по натуре молчалив, Маккензи отдыхал в обществе людей вроде Дика Ломаса и Уокера, умевших болтать без передышки. Простодушие молодого человека и его искреннее удивление глубоким различиям между Африкой и Мейфэром неизменно забавляли путешественника.

В палатку зашел Адамсон. Доктор был компаньоном Алека в двух предыдущих экспедициях, где они крепко сдружились. Этот уроженец Эдинбурга растягивал слова и был остер на язык. Настоящий великан, куда крепче любого из англичан в их отряде. Движения его были столь же неторопливы, как и речи.

— Привет, — бросил он.

Уокер подскочил как от выстрела и рефлекторно потянулся за оружием.

— Ладно-ладно, не стреляй! — расхохотался доктор. — Это же я.

Уокер убрал винтовку и уставился на доктора.

— Что, нервы пошаливают?

Жизнерадостный толстяк наконец опомнился и прыснул.

— За каким чертом ты меня разбудил? Мне снилось… Снилась туфелька на высоком каблуке и изящная ножка, и еще белая кружевная юбка…

— В самом деле? — переспросил доктор с ленивой усмешкой. — Ну тогда я как раз вовремя. Разбудил и не дал выставить себя дураком. Хочу взглянуть на твою руку.

— Что может быть очаровательнее?

— Руки-то? — мрачно уточнил Адамсон.

— Нет, молодой женщины, что переходит Пиккадилли у магазина «Суон и Эдгар». Вы, дружище доктор, варвар и дикарь; вам не понять, сколько требуется забот, приготовлений и тревожных раздумий, чтобы так элегантно поддернуть восхитительно сшитую юбку.

— Да вы, Уокер, исключительно аморальный тип, — с улыбкой отозвался доктор своим ленивым говорком.

— При сложившихся обстоятельствах мне остается лишь порицать праздность и лень. Койка в тесной палатке под завывание москитов мне сейчас куда милее всех нежных прелестей, вместе взятых, а ужин свой я не променяю и на саму Елену Троянскую.

— Сразу вспоминается лисица, которой был зелен виноград.

Уокер швырнул жестяной миской в крысу, которая нахально разглядывала его, усевшись на задние лапы.

— Чепуха! Дайте мне мягкую постель, сытно поесть да табака вдоволь — и пропади все красотки пропадом.

Адамсон молча улыбнулся. Беспечная болтовня Уокера придавала их тяжелому положению чуть мрачноватый комизм.

— Давай-ка посмотрим твою руку, — заявил он серьезным тоном. — Не ноет?

— Даже говорить не о чем. Завтра буду здоров как лошадь.

— Пожалуй, стоит все же обработать.

Уокер снял куртку и закатал рукав. Доктор размотал бинты и осмотрел обширную рану, а потом заново ее перевязал.

— Лучше не бывает, — пробормотал он. — Удивительно, как иногда здорово все заживает, когда, казалось бы, и не должно.

— Устали, наверное? — поинтересовался Уокер, следя, как доктор ловко режет бинт.

— С ног валюсь, а работы перед сном еще море.

— Забавно. Отправляясь в Африку, я думал, что отлично проведу время. Ничего делать не буду — только охотиться.

— Да уж, пикника на природе не вышло, — отозвался Адамсон. — Впрочем, вряд ли кто-то ожидал, что все повернется так мрачно.

Уокер положил здоровую руку на плечо доктору.

— Мой друг, если я когда-нибудь вернусь в родные края, то второй раз ни за что не поддамся несусветной глупости и не отправлюсь на поиски приключений. Я найду мирное, спокойное занятие: стану зазывалой у виноторговца или страховым агентом.

— Все так говорят. Но вернешься домой — а перед глазами стоят здешние леса, равнины и палящее солнце, и даже москиты. Оглянуться не успеешь, как снова окажешься в этих Богом забытых землях.

Повисшую тишину прервал неожиданный вопрос Уокера:

— Доктор, вы не мечтаете о бифштексах?

Тот озабоченно уставился на собеседника, который с улыбкой продолжал:

— Иногда, когда на марше от жары голова идет кругом, а завтрак опять был скудный и несъедобный, у меня бывает видение…

— Мне было бы легче перевязывать, жестикулируй ты только одной рукой, — заметил Адамсон.

— Я сижу в своем клубе за маленьким столиком у окна с видом на Пиккадилли. Скатерть белоснежная, все блестит. И вот подобострастный лакей приносит бифштекс: идеально прожаренный и такой нежный, что прямо тает во рту. А рядом ставит тарелку хрустящей жареной картошки. Чувствуете запах? Другой, в ливрее, приносит мне кружку и выливает туда бутылку — большую бутылку пенного эля.

— Да вы, друг мой, изрядно повеселели.