Сомерсет Моэм - Покоритель Африки

— Это все Макиннери.

— Я тоже думал, что большая часть вины лежит на Макиннери, и поэтому отослал его одного. Решил дать тебе еще один шанс. Мне пришло в голову, что на тебя благотворно повлияет ответственность, поэтому когда нужно было построить укрепление на дороге к побережью, я оставил тебя за главного и поручил охранять запасы. Не буду напоминать, чем это кончилось.

Джордж угрюмо смотрел под ноги и молчал — возразить было нечего. С чувством мрачной обиды он вспомнил, как тогда разгневался Алек. Ни до, ни после он ни разу не видел Маккензи в таком бешенстве — тот чудом сдержался и не набросился на Джорджа. Помнил об этом и Алек — он сразу помрачнел.

— Я понял, что надежды нет. Ты совершенно испорчен.

— Как и отец, — презрительно усмехнулся Джордж.

— Я не верил ни единому твоему слову. Ты оказался ленив и эгоистичен, а главное — чудовищно, до омерзения жесток. Я был в ужасе, услышав, как изощренно ты измывался над беднягами, которых я оставил под твоим командованием. Не вернись я вовремя, они бы тебя убили и разграбили припасы.

— Что, жаль было без припасов остаться?

— Это все, что ты можешь сказать?

— Вы всегда верили им, а не мне.

— Трудно не поверить, когда тебе показывают исполосованную до крови спину, а ты заявляешь, что высек беднягу за неудачно приготовленный ужин.

— Я просто вспылил. В лихорадке человек за себя не отвечает.

— Отправлять тебя обратно было уже поздно — пришлось взять с собой. Но теперь все. Убив эту женщину, ты подверг всех смертельной опасности. На твоей совести гибель Ричардсона, Томпсона и двух десятков туземцев. Положение — хуже не бывает, а если мы погибнем, то завтра враги нападут на последнее племя, оставшееся на нашей стороне: сожгут их деревни, а всех мужчин, женщин и детей перережут или продадут в рабство.

Джордж наконец осознал всю глубину бездны, в которой очутился, и обида уступила место отчаянью.

— Что вы собираетесь делать?

— До берега далеко, так что правосудие вершить буду я сам.

— Вы же меня не убьете? — ахнул юноша.

— Нет! — презрительно бросил Алек.

Он присел на край походного столика, поближе к Джорджу, и тихо спросил:

— Ты любишь Люси?

Джордж расплакался.

— О Господи, вы же знаете, что люблю! — жалобно воскликнул он. — Зачем вы о ней напоминаете? Я все испортил, и теперь мне лучше просто исчезнуть. Но подумайте, какой позор. Люси так на меня рассчитывала…

Джордж закрыл лицо руками и горестно зарыдал. Алек, странным образом тронутый, положил ему руку на плечо.

— Послушай, — сказал он. — Я отправил Дикона с Роджерсом собрать всех лотуко. Если мы переживем завтрашний день, то сможем нанести арабам сокрушительный удар — но для этого нужно захватить брод через реку. Сейчас он в руках арабов, и наш единственный шанс — внезапно напасть этой ночью, пока они не объединились с туземцами. Их гораздо больше, но мы атакуем неожиданно. Если захватим брод, то Роджерс и Дикон смогут привести подмогу. Ричардсон и Томпсон мертвы, у Перкинса лихорадка, а значит, из белых остались Уокер, доктор, Кондамин, Мейсон и мы с тобой. Суахили не предадут — но из дикарей доверять можно только им. Я выступлю к броду. Арабы выйдут из своего укрепления, рассчитывая нас перебить. Я нашел тропу, по которой можно пробраться им в тыл, и в темноте ускользну по ней с остатками белых и суахили. Как раз когда они атакуют, я выйду к броду и обрушусь на них сзади. Понимаешь?

Джордж кивнул, хотя и не понимал, к чему клонит Алек. Слова едва достигали его ушей, словно неслись откуда-то издалека.

— Кто-то из белых должен повести туркана — и подвергнуться величайшей опасности. Я пошел бы сам, но без меня суахили не станут сражаться… Ты не побоишься?

Кровь ударила Джорджу в голову. В ушах зазвенело.

— Я?

— Я мог бы тебе приказать, но поручение слишком опасное. Если откажешься, я соберу остальных — кто-нибудь вызовется добровольцем.

Джордж молчал.

— Не буду скрывать, это почти верная смерть, но другого пути нет. Впрочем, у тебя остается шанс спастись. Когда арабы атакуют, а туркана выяснят, что мы сбежали, придется проявить недюжинную смелость. В этом случае я обещаю: все произошедшее останется между нами.

Джордж вскочил. На его губах снова сверкнула прежняя, искренняя улыбка.

— Конечно, я согласен! Спасибо вам за это от всего сердца.

Алек протянул руку и облегченно вздохнул.

— Рад, что ты согласился. Чем бы дело ни кончилось, в твоей жизни будет хоть один храбрый поступок.

Джордж залился краской, хотел что-то сказать, но постеснялся.

— У меня к вам просьба… — наконец вымолвил он.

Алек молча ждал.

— Вы ведь не расскажете Люси, что я натворил? Пусть думает, что я оправдал ее ожидания.

— Хорошо, — тихо отозвался Алек.

— Пообещайте, что если меня убьют, то вы сохраните в тайне, почему это случилось.

Алек молча смотрел на юношу. Ему пришло в голову, что при определенных обстоятельствах придется рассказать всю правду. Джордж был взволнован. Он как будто догадался, почему командир сомневается.

— Нет, вы и так сделали для меня куда больше, чем можно было бы требовать. Я прошу сохранить мой позор в тайне ради Люси.

Алек, не шелохнувшись, медленно произнес:

— Даю слово чести, что при любых обстоятельствах я даже намеком не дам Люси усомниться в том, что ты проявил исключительную храбрость, честность и достоинство. Я возьму на себя всю ответственность.

— Я страшно вам благодарен.

Алек впервые шевельнулся. Напряжение достигло крайней точки. Нарочито беззаботно он произнес:

— Довольно разговоров. Будь готов выступить через полчаса. Вот твой револьвер. — Он подмигнул. — Не забывай, одна пуля из него выпущена. Лучше перезарядить.

— Конечно.

Джордж кивнул и вышел. Лицо Алека тут же утратило обретенную было несерьезность. Он понимал, что может навсегда потерять Люси. Любовь означала для Алека все, и вот он поставил ее на карту ради испорченного мальчишки. В будущем его действия могут истолковать по-разному, и при необходимости потребуется рассказать всю правду. Впрочем, даже не упроси Джордж его молчать, Алек и сам ни за что не проговорился бы. Он слишком любил Люси, чтобы причинить ей такую боль. Что бы ни случилось, пусть она думает, что Джордж был храбрецом и умер, исполняя свой долг. Он прекрасно понимал: бесчестье для девушки невыносимее смерти. Алек знал, как страдала Люси от унижения, считая опозоренной лично себя; знал, что все ее надежды связаны с Джорджем. Брат оказался совершенно испорченным, прогнил насквозь — совсем как отец. Сказать ей об этом? Он пойдет на любые жертвы, лишь бы Люси не узнала. Однако если выяснится, что Алек отправил Джорджа на верную смерть, она его возненавидит, а потеряв ее любовь, он потеряет все. Едва подумав об этом, Алек сразу понял: пусть лучше Люси лишится любви, чем достоинства.