Сомерсет Моэм - Покоритель Африки

Дик бросил на жену быстрый взгляд, пытаясь понять, что у той на уме.

— Вот что я думаю, — начал он. — Всякий, кто знает Алека, как я, не сомневается, что он не мог действовать из низких побуждений. Обвинять его в трусости смешно — он храбрейший человек в мире, — а в слабоволии и того смешнее. Но я вот что думаю: Алек не из тех, кто привык к полумерам, и еще он с крайней серьезностью исповедует принцип «цель оправдывает средства». Пожалуй, временами он бывает чересчур суров и чуть ли не безжалостен. Пытаясь прочесть письма Макиннери в «Дейли мейл» между строк, я подумал, не мог ли Алек, столкнувшись с такой необходимостью, сознательно пожертвовать Джорджем Аллертоном как самым бесполезным? И в таких небольших предприятиях есть просто пушечное мясо. Если Алек понял, что от Джорджа нет никакого толка, то избавился бы от него, даже несмотря на Люси.

— Почему же он сам об этом не расскажет?

— Разве было бы лучше? Британская публика сентиментальна, ей не понять, что на войне иногда приходится быть бесчеловечным. И что бы подумала Люси, признайся он ей, что Джордж был для него просто пешкой, которую можно хладнокровно пожертвовать в борьбе за преимущество?

— Какой ужас! — содрогнулась Джулия.

— Говоря о публике — время показало, что молчал Алек правильно. Всеобщее возмущение спало за недостатком фактов, и хотя репутация его несколько пострадала, ничего конкретного так и не выяснилось. Общественное мнение переменчиво, и люди понемногу начинают забывать, в чем дело, а когда забудут — сочтут, что были к нему несправедливы. Ставлю десять к одному, что когда объявят о его экспедиции во владения бельгийского короля, реакция будет вполне благосклонная.

После ленча подали кофе, и они закурили. Некоторое время оба сидели молча.

— Люси хочет повидать его до отъезда, — вдруг объявила Джулия.

Дик раздраженно пожал плечами:

— Наверняка из чисто женского желания устроить сцену. Алека она уже достаточно помучила.

— Не будь так жесток к ней, Дик, — сказала Джулия. В уголках ее глаз заблестели слезы. — Бедная девочка очень несчастна. Сегодня утром у меня сердце кровью обливалось.

— Дорогая, ради тебя я сделаю все, что угодно, — склоняясь к ней, ответил Дик.

Чувства возвышенного и смешного располагались у Джулии по соседству.

— Не понимаю, зачем целовать меня, раз страдает бедняжка Люси? — засмеялась она.

А потом, удобно устроившись в его объятиях, добавила уже серьезно:

— Ты ведь попробуешь это устроить? Она боится ему писать.

— Возможно, мне стоит уйти, чтобы ты могла сообщить радостную новость сама, — отозвался он. — Алек придет к нам сегодня.

— Вот эгоист! — воскликнула она. — В таком случае оставь нас наедине — я ведь буду плакать, не переставая, а ты — только хихикать.

— Благослови тебя Господь. Мы разложим повсюду платки.

— Для таких случаев я ношу их с собой целую сумочку.

Алек пришел вечером. Произошедшие с ним за три месяца отсутствия перемены тронули Джулию до глубины души. На первый взгляд ничего не изменилось: он был все так же собран и невозмутим, все с тем же всегда поражавшим ее налетом уверенности, что остальные подчинятся его приказу. В нем чувствовалась сила, которую всегда ценит слабая женщина. Однако от острого глаза Джулии не укрылось, что Алек держится лишь усилием воли, и наблюдать за этим — настоящая мука. Постоянное напряжение давало о себе знать, а в усталых глазах и нарочито жестком изгибе губ читалась усталость — силы были уже на пределе. Он стал еще суровее, еще немногословнее. Он мучился — Джулия это видела, — и муки только усиливались оттого, что он стремился любой ценой не подавать виду. Ей хотелось подойти к нему и шепнуть, что не надо быть к себе столь строгим. Позволь Маккензи себе хоть малейшую слабость — и ему стало бы гораздо легче. Впрочем, в чем-то он стал мягче: исчез тот легкий трепет, что раньше мешал Джулии вести беседу. Он обратился к ней с неожиданной теплотой.

— Я счастлив принести вам свои поздравления, — сказал Алек, сжимая ее руку и приятно улыбаясь, что бывало с ним редко. — Мне было бы тяжеловато бросить Дика — но теперь, оставляя его в ваших руках, я спокоен. Он отличный товарищ.

— Помолчи, Алек! — тут же воскликнул Дик. — Довольно отеческой строгости, а не то Джулия разрыдается. Она обожает хорошенько поплакать.

Алек пропустил его слова мимо ушей.

— Он был замечательным другом, а теперь станет замечательным мужем.

Впервые в жизни Джулии подумалось, что Алек на самом деле умен и очарователен.

— Не сомневаюсь, — радостно отозвалась она. — Я бы сказала все, что о нем думаю, но боюсь, он тогда станет совершенно невыносим.

— Джулия, избавь мое юное чело от девического румянца и разлей лучше чай, — попросил Дик.

Она с хохотом выполнила его просьбу.

— Вы и правда так скоро отправляетесь в Африку? — спросила Джулия, когда все расселись вокруг чайного столика.

Алек откинул голову. Лицо его засветилось от радости.

— Да. Все уже готово. С моих плеч сняли заботы по закупке припасов и поиску носильщиков — остается лишь поскорее приступить к делу.

— Бога ради, прекращай уже свои жуткие экспедиции! — воскликнул Дик. — Из-за тебя наше существование кажется пресным и повседневным.

— А для меня в них смысл жизни, — ответил Алек. — Тебе не понять, как бодрит каждодневная опасность, какое это чудо — пройти там, где прежде ступали лишь дикие звери.

— Должен признаться, я и не стремлюсь, — заметил Дик.

Алек вскочил и прошелся по комнате. Он говорил с непривычным возбуждением, усталость как рукой сняло.

— Я уже едва сдерживаю нетерпение, стоит только представить этот бескрайний простор и пленительную свободу. Там ты становишься маленьким, ничтожным… Но в Африке все по-настоящему. Мужчина там — и правда мужчина. Там узнаешь, что значит воля, что значит сила и храбрость. Тебе не понять, каково это — выйти к краю безбрежной равнины и вдохнуть чистый воздух после всех ужасов леса.

— Мне вполне хватает бескрайних равнин Гайд-парка, а Пиккадилли ясным июньским днем пробуждает во мне вполне достаточно чувств.

Однако Джулию взволновали необычные речи Алека.

— Но ради чего терпеть невзгоды и опасности? Чего вы добьетесь, ведь труд вашей жизни уже окончен?

Его темные, серьезные глаза обратились к ней.

— Ничего. Я ничего не добьюсь. Возможно, отыщу новый вид антилопы или какое-нибудь неизвестное растение. Может быть, повезет найти новую реку. Других наград мне не надо. Я люблю чувствовать силу, независимость. А побрякушки от разных царьков и правительств меня не заботят.

— Я всегда говорил, что ты перебираешь с театральностью, — заметил Дик. — Что за мелодрама!