Сомерсет Моэм - Покоритель Африки

— А как же конец? — чуть ли не шепотом спросила Джулия. — Что в конце?

На губах Алека мелькнула легкая улыбка. Он пожал плечами:

— А в конце смерть. Но я умру с поднятой головой. В свой последний поход я отправлюсь, как отправлялся всегда…

Тут он осекся, не решаясь произнести последние слова, и Джулия сделала это сама:

— Без страха.

— Просто вылитый герой из оперетты, — насмешливо заметил Дик. — «Только бы подняться на борт — и красотка моя» [9] «Только бы подняться на борт — и красотка моя» — расхожая фраза злодея из театральных постановок, популярных в Лондоне в конце XIX и начале XX века. .

Джулия на мгновение задумалась, не желая противиться восхищению, которое вызывал Алек. Она вздрогнула. Большинству людей его не понять.

— Разве вы не хотите, чтобы о вас помнили? — спросила она.

— Возможно, обо мне будут помнить, — медленно проговорил Алек. — Возможно, через сотню лет там, где я пока обнаружил лишь пустыню, вырастет цветущий город, и какой-нибудь безвестный скульптор поставит мне в нем памятник. Я буду стоять у здания биржи, служить пристанищем птицам и до скончания века следить за жалкими потугами человеческого рода.

Он рассмеялся, и наступила тишина. Джулия бросила на Дика быстрый взгляд, и тот понял, что она хочет поговорить с Алеком наедине.

— Прошу прощения, но я должен вас ненадолго оставить, — сказал он, встал и вышел.

Молчание затянулось. Алек был погружен в свои мысли. Наконец Джулия заговорила:

— Неужели это все? Мне кажется, что в глубине вашей души таится что-то, о чем вы никогда никому не говорили.

Встретив ее взгляд, Алек вдруг почувствовал в нем сострадание и искреннее стремление помочь — словно узы плоти ослабли и их души встретились. Куда-то ушла сдержанность, которую он считал важнейшим из своих качеств, и Алеку вдруг захотелось поделиться тем, что его удивительная деликатность хранила до сих пор в тайне от всех.

— Полагаю, мы с вами больше никогда не встретимся, и поэтому мне нечего скрывать. Это покажется вам глупым, но я в известной мере — патриот. Только те, кто живет на чужбине, любят Англию по-настоящему. Я горжусь своей страной и очень хочу что-то для нее сделать. В Африке я постоянно помнил о родине и не желал умирать, пока не завершу намеченного.

Голос Алека чуть дрогнул, и он замолчал. Джулии казалось, что сейчас она впервые видит его таким, какой он есть, и она страстно желала, чтобы Люси тоже услышала эти слова — он выговаривал их робко и в то же время с безмерной серьезностью.

— За спинами воинов и государственных мужей, покрывших себя бессмертной славой, есть длинная череда людей, которые строили эту империю по кирпичику. Их имена забыты, о них помнят только ученые, но каждый из них подарил своей стране новую провинцию. Теперь я тоже один из них. Долгие годы я трудился день и ночь, чтобы наконец передать британскому уполномоченному обширные и плодородные земли. Я умру, и Англия забудет о моих проступках и ошибках; меня не заботят издевательства и насмешки, которыми она отплатила за мои страдания — главное, что я добавил к ее короне еще один драгоценный камень. Я не хочу наград — довольно и чести служить родной стране.

Джулия подошла и ласково погладила его по плечу.

— Но почему же вы, такой милый, изо всех сил притворяетесь совершенно невыносимым?

— Не смейтесь надо мной, ведь теперь вы знаете, что в глубине души я сентиментален, как старуха.

— Я и не думала над вами смеяться. Я бы непременно вас поцеловала, но боюсь ввести вас этим в жуткое смущение.

Алек улыбнулся и быстро коснулся губами ее руки.

— Раз я научила вас так мило себя вести, то впредь буду считать себя незаурядной женщиной.

Она усадила его и устроилась рядом.

— Я рада, что вы пришли. Нам нужно поговорить. Вы очень разозлитесь, если я вам кое-что расскажу?

— Едва ли, — улыбнулся он.

— Я хотела поговорить с вами о Люси.

Алек тут же насторожился, его расслабленность мигом улетучилась. Перед ней сидел прежний — хладнокровный и сдержанный — собеседник.

— Лучше не стоит.

Избавиться от Джулии было не так-то просто.

— А как бы вы поступили, приди она к нам сегодня?

Алек бросил на нее стремительный взгляд и ответил, тщательно подбирая слова:

— Я всегда жил по законам общества и даже не думал их нарушать. Окажись здесь Люси, я вел бы себя безукоризненно.

— И все?

Алек промолчал, а лицо его сделалось таким свирепым, что привело хозяйку в ужас. Джулия видела, с каким трудом он держит себя в руках, и искренне желала, чтобы мужественности в нем было поменьше.

— Знай вы, как сильно страдала Люси, вы бы смягчились.

Он снова посмотрел на нее — на этот раз с горечью, со злой обидой на несправедливую судьбу. Она что, думает, что он не страдал? Раз он не плакался всем и вся, она думает, ему все равно? Алек вскочил и бросился в другой конец комнаты. Ему не хотелось, чтобы эта женщина, при всей ее доброте, видела сейчас его лицо. Он не из тех, кто влюбляется в первую встречную красотку. Всю жизнь он знал свой идеал. Алек в ярости обернулся к Джулии.

— Вы не понимаете, что значила для меня любовь. Я словно прожил всю жизнь в тюрьме, а потом вошла Люси и вывела меня оттуда за руку. Впервые я дышал райским воздухом свободы.

Стиснув зубы, он вдруг оборвал свою речь. Нет, он не скажет ей, как мучился, как не желал смириться, когда нахлынула боль. Никто не узнает всю глубину его страданий, его отчаяния. Он не поддастся. Алек чувствовал, что если сейчас перестанет сдерживаться, то просто расплачется горючими слезами. На мгновение он вдруг возненавидел Джулию за то, что та раскрыла его слабость. Она же, видя его крайнее душевное волнение, отвела глаза и не проронила ни слова. С глубоким беспокойством Джулия ощущала, как тяжело даются Алеку попытки овладеть собой. Ей хотелось подойти и утешить, но Джулия знала — он не позволит. Алек будет сражаться в одиночку.

Наконец Алек взял себя в руки и снова заговорил. Теперь голос его дрожал, звучал хрипло и тихо:

— Любовь была моей единственной человеческой слабостью. Эта горькая чаша предназначалась мне — и я выпил ее до самого донышка. Я должен был понимать, что легкая и счастливая жизнь — не для меня. Для меня в этом мире есть другая работа.

Он помолчал и продолжил уже спокойнее:

— Я справился с последним искушением и теперь готов взяться за дело.

— Но разве вам не жаль себя? И подумали ли вы о Люси?

— Все, что я совершил, я совершил ради Люси — надо ли вам это объяснять? Я все еще люблю ее всем сердцем.

Голос Маккензи звучал спокойно и отстраненно, без всякой горечи. Он и правда выиграл свое сражение. В глазах Джулии стояли слезы, она не могла говорить. Алек шагнул вперед и пожал ей руку.